Вьетнамский мудак

Юрий Фридман-Сарид

В пандан к «Знаку Ким Ир Сен» (чуть было не написал по привычке – «в падлу»). На этот раз не Корея, а Вьетнам. Тоже братский. И тоже советские артисты на гастролях, только не Большой симфонический, а концертная бригада из Ленконцерта: от баянистов и плясунов – до певцов, чтецов, акробатов и фокусников. «Сборная солянка». Время – вторая половина 70-х. Вьетнамская война закончилась; добро, как всегда, победило зло. Во Вьетнаме полно советских специалистов – помогают  строить  социализм. (Правильный социализм – чтоб не получилось потом, как с китайцами). Вот Родина и послала им очередную бригаду артистов – скрасить нелегкие трудовые будни на далекой чужбине.

И прибился к нашей бригаде мужик из посольства. Что-то вроде пятого-десятого помощника военного атташе. Разведка, понятное дело, – чего он особенно и не скрывал. ГРУшник. Хотя эти три буквы тогда никто и не знал – Виктор Суворов свою контору еще не прославил. Звали мужика, скажем, Михал Михалыч.

Прибился  Михал Михалыч к нашим артистам не стучать по долгу службы, а чисто душу отвести. Для стука и контроля поехал с бригадой свой сопровождающий, кагебешный. Которого видели они только в первый и последний день гастролей, потому как расслаблялся чекист, не просыхая. Пасти советского артиста во Вьетнаме нужды нет – политического убежища, сука, не попросит, и в иностранное посольство не проберется. А у Михал Михалыча просто было, по его словам, свободное время, – почему бы и нет. Посольство советское – банка с пауками, причем надоевшими друг другу до омерзения, а тут – новые лица. К тому же артисты, народ веселый, прикольный и общительный. Вот Михал Михалыч и отдыхал с ними от напряженной шпионской жизни. Стресс снимал.

В один из первых дней знакомства, выйдя с ребятами из гостиницы показать город, Михал Михалыч предупредил:
– Имейте в виду, что вьетнамцы за вами следят 24 часа в сутки. Номера в гостинице прослушиваются, и на улице тоже ведут.
– Да брось, Михалыч! – не поверил уже выпивший с ним брудершафт лабух. – Это у тебя профессиональное. Кому мы тут нужны?

– Положено, – ответствовал Михал Михалыч. – Всех иностранцев – пасут. – Сейчас, например,  – он повернулся, как бы оглядываясь по сторонам, – во-он тот пацан с велосипедом, – незаметным кивком головы Михал Михалыч указал на парнишку, шедшего параллельным курсом чуть в отдалении. Велосипед он вел рядом за руль. На очередном перекрестке тот сел на велосипед и уехал куда-то в сторону.

– Ага, – сообщил Михал Михалыч, – сейчас топтуна сменят. – Он повел головой, будто принюхиваясь. – А теперь – вот эта бабка, – таким же кивком он выделил из уличной толпы семенившую сзади старушку явно нищенского вида.
– Не может быть! – не поверил народ.
– А вот смотрите! – Михал Михалыч развернулся, подошел к нищенке и с улыбкой протянул ей новую запечатанную пачку американских сигарет. Вместо того, чтобы выхватить у щедрого иностранца драгоценный подарок, стоивший тогда во Вьетнаме бешеных денег, бабка отскочила и быстро-быстро попиздовала прочь, не оглядываясь.
– Видите, – засмеялся Михал Михалыч. – У них же инструкция – не вступать с объектом в контакт!
– Ну ни хера себе! – выдохнули потрясенные артисты. Факт был налицо. (После чего началась у них на всех прогулках по городу занятная игра: «Найди топтуна!» Что думали об этой игре вьетнамские товарищи – одному Будде известно. Или бодхисаттвам из вьетнамской гэбухи).

И вот, в один из прекрасных дней после этого познавательного опыта, ехала наша развеселая компания в гостиничном лифте. Гостиница была высотная, и в каждом лифте имел место лифтер, – чтобы белым господам не приходилось самим нажимать кнопочку. Отрыжка колониализма, не иначе.
В лифте трепались, не переставая, и кто-то из остряков схохмил, и схохмил удачно – заржали все в голос. А вместе со всеми – засмеялся и лифтер, маленький вьетнамец с большими оттопыренными ушами. И показалось то ли самому трезвому, то ли самому бдительному из наших, – что засмеялся вьетнамец не из азиатской своей вежливости, за компанию, – а как человек, эту самую хохму оценивший. При этом строилась она на игре слов, и надо было ну очень хорошо понимать язык, чтобы в нее въехать.
Вышли из лифта – поделился бдительный с народом своим наблюдением. Народ, естественно, на смех поднял – паранойю диагностировали. Следить – следят, спору нет, но чтобы лифтер так по-русски понимал – это ж сколько лет в Союзе учиться надо было! И кто ж такого спеца в лифт посадит? Не-ет, мужик, это уже перебор!
Слово за слово – забились недоверчивый с бдительным, – на бутылку, естественно. При свидетелях. А как проверишь? Обратились, конечно, при первой же возможности к Михал Михалычу.

– Какие проблемы? – засмеялся тот. – Показывайте, какой лифт.

В лифте внезапно опьяневший Михал Михалыч встал рядом с ушастым лифтером и, указав пальцем на кнопку верхнего этажа, погнал, не умолкая, какую-то пургу. Все ждали развязки. Когда лифт остановился, Михал Михалыч повернулся к вьетнамцу и с доброй пьяной улыбкой произнес:

– А ведь этот вьетнамский мудак все понимает!

Вьетнамец не изменился в лице, будто и не слышал ничего. Только оттопыренные уши его побагровели…

Азиаты-с.