Сын

Светлана Храмова

В предновогодний вечер Кристина выскочила из дому всего-то на несколько минут. Последние покупки сделать, хотя любимые кушанья для Вадика уже в холодильнике. Потом разогреет, а что-то, наоборот, охладиться должно. Холодец не застыл еще.

Кристина представила довольную физиономию сына, как всегда воскликнет: «Пальчики оближешь! Мама, ты не художник по костюмам, ты не дизайнер, в тебе погиб выдающийся шеф-повар!» А она, как всегда, ответит: «Раз тебе нравится, то повар во мне не погиб»! – для этого диалога все готово.

Кристина беспокоилась. Оформление не закончено – нужны свечи, салфетки, ветки для икебаны, заменяющей ёлку, атласная тесьма для бантиков. Вадик и Хенке должны замереть хоть на миг,  потрясенные изысками декоратора. Магазин недалеко, но Кристина торопится. Чтобы не опоздать и подойти к телефону, когда Вадик будет звонить. Он обещал позвонить, когда они выедут из Люксембурга.

Такая радость!

Настоящий новогодний праздник. Какая еще нужна семья, если у нее замечательный сын с карими глазами-смородинками. Хитрыми порой. Кто бы мог подумать, что слабенький Вадик превратится в богатыря и умницу. На трех языках говорит, в карьере успешен, в любви удачлив. Все как она мечтала, в точности.

Кристина наскоро выбрала незатейливые украшения для вечера в семейном кругу и помчалась домой, впервые перейдя дорогу в неположенном месте. Чуть не влипла в велосипедиста, который на миг потерял равновесие от неожиданности. Но обошлось. Велосипедист помчался дальше, Кристина Львовна благополучно вернулась домой. Достала ключи из внутреннего кармана вместительной сумки и стремительно поднялась по лестнице, которая раздражала  всякий раз – неважно, шла она вверх или вниз. Лестница дряхлая и скрипит, как старая телега. Кристина чувствовала себя нищенкой, взбирающейся на самый верх ночлежного дома.

Нет, все не так уж плохо. Они с Вадиком получили право на эту квартиру, в Амстердаме же особые правила: квартира, которую ты снимаешь, должна соответствовать доходам семьи. Состав семьи тоже имеет значение. Правил побольше, чем во Львове в глубоко советские времена. Когда они с Вадиком сюда въехали, Кристина Львовна, по крайней мере, дух перевела. Конец бесконечным переездам, не будет стыдно перед сыном, что мать обрекла его на нищенскую жизнь.

Скромное жилище Кристина превратила в игрушку, в табакерку, иначе не скажешь.  Спальня сплошь белая. Не только стены и мебель, но даже шторы, покрывала и тапочки под кроватью. Общая комната устроена логично, с некоторыми вольностями в пределах разумного. И малюсенькая мастерская, где Кристина Львовна шила. Небольшая комнатка в беспорядке, да, – но таком художественном!

Она постоянно шила. Для заказчиц, для себя, для Вадика – он элегантен, это важно. Мужчина с хорошим вкусом – гарантия успеха  у женщин, а Вадик, слава Богу, нормальным мужиком вырос в этом городе обдолбанных педиков, которые целуются прямо на улице – тьфу, глаза б мои не глядели! – подумала Кристина в который раз, не получалось у нее быть толерантной.

В квартире холл небольшой, где три кресла и столик, а можно при необходимости  большой стол внести, он пока в кладовке спрятан. Картины на стенах развешаны – такие же  миниатюрные, как квартира в целом. И стены выкрашены аккуратно, она сама красила, Вадик еще в школе учился.

Он всегда учился. Долго. И получалось это у него хорошо, кстати. Ну, а где  учиться – это уже Кристинина забота. Она школы выбирала. Потом помогала праздники школьные оформлять. Времени свободного много, а работы не было, перебивалась случайными заработками.

И с университетом  решила вопрос. Поступить несложно, принимают практически всех, кто желает. В течение первого года студенты проявляют, на что способны. Отсев большой. Не выгоняют, но предлагают предметы попроще выбрать. Или платить значительно больше приходится. Нет, не учителю или профессору в карман. Официально платить. Чем нерадивее или тупее студент – тем дороже обучение стоит.

А факультет у Вадика непростой. Подумать только – будущий юрист! Кристина слышала живое дыхание сбывающейся мечты.

Да-да, дыхание мечты. Красиво звучит. И не фантазия глупая, не сон. В реальной жизни происходит то, о чем мечтала всеми обижаемая и вечно недосыпающая Кристина Львовна. Жертвенность стала привычкой. Личная жизнь не сложилась – какой мужик такую материнскую любовь выдержит? Да и дама небогата вовсе и немолода.

Но мечта – дать сыну блестящее образование в Европе – сбывалась! Не без трудностей, конечно, в Лейденском университете конфуз вышел. Там старейший в Голландии факультет права, котируется высоко. Вадика приняли на первый курс.

Учеба скоро прекратилась, пришлось в Амстердам переводиться, Вадик целый год потерял. Кристина корила себя за непредусмотрительность, да как предусмотришь! Оказалось, что в Лейдене нечто вроде дедовщины, иначе не назвать. Городок небольшой и «уважают» освоившиеся студенты только коренных голландцев: местных жителей с родословной, уходящей в глубь столетий, а вся глубь из жителей Королевства Нидерландов должна состоять. Иначе затюкают, задразнят, даже забьют на худой конец. Чужака не потерпят. Не допустят к граниту науки. Такая вот не афишируемая, но вполне реальная война. Столько за короткое время случилось неприятных историй!

Кристина не обо всех случаях осведомлена, с нее хватило того, что сама увидела.

Вадика терзал старшекурсник с очень вежливым лицом. Не бил, нет. Вадик мог за себя постоять, да и высоченным вырос. Окруженный десятком гримасничающих студентов, старшекурсник требовал, чтобы Вадик просклонял по правилам какой-то малоупотребляемый глагол. Вадик этот глагол, по всей видимости, вообще впервые слышал, хотя говорил по-голландски бойко и без акцента. Кристина видела вылупившиеся мелкие слезинки у носа, краска залила его щеки. Вадик растерялся, он не понимал, что происходит. Сын смешался и беспомощно сник.

Трудно предугадать, как сверстники отреагируют. Может, это и правда очень важное слово, а он не знает. Над ним издеваются и поделом, лучше сбежать отсюда, идти камни таскать, почту разносить, исчезнуть где угодно и немедленно! – вот что он думал. Кристина поняла, что именно так он думал. Она поняла, что из-за какого-то клоуна сын может и вовсе бросить университет. Он же не на войну шел, а учиться. Вадик не готов сражаться с идиотами, а их пруд пруди, так что по два раза на дню воевать придется, а это явный перебор.

Кристина организовала перевод сына в университет Амстердама, где за обучение по специальным программам платили иностранные студенты. И вполне успешно учились. «Но Вадик платить не будет. Он гражданин Голландии из неполной и малоимущей семьи. А учиться он будет блестяще», – так она решила. И победила!

Все годы Вадик железно получал высокие баллы, потом пришло приглашение в Мастрихт. Он продолжит обучение!

Всего за год он убедил преподавателей, что далеко пойдет.

Если получится. Если звезды сойдутся правильно или чудо, к примеру, произойдет.

Предугадать трудно, сами понимаете. Многое совпасть должно.

Учился Вадик как всегда хорошо. Не до седьмого пота, но и не бездельничал. Науки давались без труда. Другие зубрили, а он с профессорами в диалоги вступал, парадоксами сыпал, ассоциативные параллели проводил и часто ставил мэтров в тупик. О Вадике говорили, что подает блестящие надежды, но должен подналечь на букву закона. Зубрить букву эту самую. А не только варьировать точки зрения, пригвождая красноречием и неожиданным подходом к теме.

В общем, утряслось с буквой, усвоили.

Кристина Львовна уже облачилась в костюм Хозяйки Медной Горы – затейливое зеленое платье с блестками и маленькими малахитовыми вкраплениями, специально сшитое по случаю новогодней ночи – и заканчивала расстановку тарелок на праздничном столе.

Накатило, почувствовала нехватку воздуха и странное головокружение. Потеряла почву под ногами, но всего на миг. Ухватилась за край стола, в центре которого стояла еловая икебана с искрами белых и красных орхидей. Вместо новогодних огней. Вокруг салаты, бутерброды и ананасные дольки в специальных блюдцах. Очень красиво получилось. И замысловатый торт на кухне, французское шампанское в холодильнике. Положено ровно в двенадцать открыть бутылку и, непременно проливая шампанское на скатерть, тарелки, свечи – в спешке и не успевая, но очень стараясь успеть – наполнить бокалы и выдохнуть над бурлящей пеной: «с Новым Годом»!

Над пеной, выпирающей за край тонкого и узкого стеклянного ободка, который в состоянии только очертить границы, но ничего не предназначен сдерживать. А тем более сдержать.

Кристина медленно оседала, пока не оказалась на полу, неподвижно глядя в одну точку. Но скоро задышала ровнее и уже минуты через три поднялась. С удовлетворением оглядела стол, убедившись, что композиция не нарушена, ничего не разбито, не сдвинуто.

Предновогодний стресс, должно быть. Слишком напряженное ожидание встречи. Даже по лестнице с трудом поднялась, казалось, что это просто от спешки – бегом туда, бегом обратно, боялась телефонный звонок пропустить. Вадик обещал позвонить, он сообщит, когда они отправятся в Амстердам и в котором часу ждать. Он, возможно, звонил, пока ее не было, она же несколько раз выходила. Ненадолго, но все-таки.

Раза три выходила. И хлеб покупала, хотя это дурость, конечно, хлеба и так достаточно, и бутерброды сделаны. Но завтра магазин закрыт, а если Вадик и Хенке греночки захотят?

Хенке впервые приедет – за все четыре года, что прошли со свадьбы. Каждый раз объясняла, почему они с Вадиком не смогут у Кристины появиться. Донесением звучало. Столько спеси, учительница рисования в обычной школе. А высокомерна как!

Кристина поджала губы в легкой насмешке. И правда, бедная Хенке не может подругам представить красавца-мужа и небрежно сказать, что за ним стоит клан юристов с опытом: «Вы, конечно, слышали это имя»!

Ладно, жен для сыновей, обучившихся в Европе, не матери выбирают. Даже, если матери  сделали возможное и невозможное, чтобы сыновей обучить-обустроить.

Не ожидала, конечно, Кристина такого поворота. Раньше, до этих проклятых четырех лет, она ни о каком «завтра» не задумывалась. Что будет потом, когда Вадик выучится, ее не особо интересовало. В таком ключе и надо продолжать. Благодарности не ждала, о неблагодарности не думала. Думала только, что придет час, когда она вздохнет с чувством хорошо исполненного долга.

Кристина Львовна скоро забыла о падении. Телеэкран светился ярко, начинались ее любимые шоу. И «Танцы со звездами», она обожает костюмы рассматривать и запоминать. И «Две звезды». Там тоже костюмы и Кристина понимает, что в сто раз лучше бы сделала! Столько глупостей напридумывали! Слышала она не очень хорошо, ставила громкость на предел, чтоб смотреть в свое удовольствие. Одна в доме, никому не мешает. Но спохватилась и наскоро обзвонила подруг, поздравляя и рассказывая заодно, какие позитивные эмоции испытывает, глядя на танцы знаменитых фигуристов со звездами, осваивающими азы. Какие вокальные дуэты, сколько  чувства в исполнении! Долго говорить она не может, звонка ждет: Вадик с женой будут с минуты на минуту. Да-да, приедут, жену его Хенке зовут, имя такое странное, но тут сплошь и рядом странные имена.

Кристина Львовна старалась говорить коротко, чтобы не занимать телефон. Но никаких звонков не раздавалось. Аппарат молчал. Так в театральных спектаклях брошенные любовницы ждут звонка возлюбленного. В конце концов они непременно разбивают устройство вдребезги. Или что-то еще с ним делают, на проводе вешаются, например. Режиссеры точно знают, зачем в такой мизансцене телефонный аппарат. Обиду и неприкаянность акцентируют.

Но Кристина не собиралась швыряться ни в чем неповинным предметом, он дорого стоил. Любая покупка Кристине давалась трудно. Долго планировала, потом откладывала деньги, но необходимое в наличии.

Даже фотокамера. Дешевая, правда, Кристина Львовна на рождественской распродаже купила. Прошлым летом просила Вадика подарить приличный фотоаппарат, присмотрела Sony, всего за двести пятьдесят евро. Не так, чтобы уж очень дорого, учитывая, что дата круглая – Кристине Львовне исполнялось шестьдесят. Но Вадик пальцем шутливо так погрозил: «У-у, какая! Я на такие подарки пока не зарабатываю»! – и отделался красивым альбомом для фотографий. Сказав, что если фотографии собрать вместе – то можно устроить выставку в музее «Джета» – Кристина Львовна еще спасибо скажет за идею!

Чмокнул в щеку: «С днем рождения, мамуля»! – и удалился на встречу с Хенке, которая ждала в кафе на подъезде к Амстердаму: «У нее внезапно разболелась голова, она хотела даже назад вернуться, еле уговорил подождать, теперь волнуюсь».

Кристина отпустила, помахала вслед и даже не обиделась. Такой внимательный! Жена, небось, счастлива безмерно.

Неужели Вадик вовсе не чувствует благодарности? Никто из ее подруг на такие жертвы не шел, жили нормальной женской жизнью. Дома у себя, во Львове, хороший город. Но ее никто не обязывал и не принуждал. Свободный выбор.

Выбрала одиночество. И теперь организовывает клуб для русских женщин, изображает светскую львицу в кругу таких же, как она. Иммигранток, не вписывающихся в жизнь чужой страны, и делающих вид, что им хорошо и комфортно.

Наверное, это нормально, ничего не требовать взамен. Она и не требует. Она довольна. Пусть будут счастливы Вадик и Хенке, и знаменитости на экране пусть будут здоровы.

Только трудно понять, кто из них звезда эстрады, а кто просто тренируется и поет  перед камерой, потому что так надо. И надо шампанское достать из холодильника, пора уже. Бой курантов вот-вот. Совсем вот-вот.

Надо подготовиться, потому что Вадик приедет, а она сидит в кресле перед телевизором и смотрит дурацкие передачи, от которых тошно на сердце. Нет, передача красивая, а на сердце тошно не бывает, просто нечем дышать, совсем нечем и не хватает воздуха. Надо открыть окно. Обязательно открыть окно, тогда получится вздохнуть. Непременно открыть, да.

Кристина попыталась встать, но не смогла. «Господи милосердный, это ж как во сне, когда ни вздохнуть, ни встать, ни окно открыть. Это кошмар какой-то. Сон. Надо сейчас же проснуться»!

Она попыталась ущипнуть себя, чтобы проснуться, но пальцы не двигались. Должно быть, потому что дышать уже не получалось и Кристина сидела в кресле с пультом от телевизора в руках и беззвучно шевелила губами, при этом все медленнее и медленнее. Сердце, мешающее вздоху, вдруг размякло. И напряжение ушло. Совсем не больно.

Волнения и страхи не развеялись, но потеряли смысл. И звонки телефона, сливающиеся с музыкой красно-сине-зеленой программы, уже не имели к Кристине Львовне никакого отношения.

Под утро встревоженный и раздраженный Вадик появился в квартире матери один – он выехал в четыре часа, дорога оказалась туманной, длинные отрезки перекрыты из-за непогоды или дорожных работ – пришлось выписывать круги, уходя, как от погони.

Вадик чертыхался и проклинал все на свете, в том числе собственную сентиментальность. Хенке стопроцентно права и незачем было ехать! Наивный праздник, а главное,  – он закончился, только это и радует. Хенке не захотела покидать родительский дом ни под каким видом, устроила грандиозный скандал с громкими выкриками типа: «Ну и вали к своей придурочной мамаше с её свечками и бутербродами всухомятку. Смотри, возвращаться некуда будет»!

Когда Вадик появился в квартире, где прожил столько лет, кисти рук Кристины Львовны, свесившиеся с подлокотников, окоченели. Вадик испугался не на шутку. Испугался не того, что мать умерла в одиночестве – этого не пугаются, только плачут навзрыд в бессильном порыве что-то изменить. И равнодушие уходит, пусть ненадолго.

Вадика пронизала странная дрожь, дотоле неведомая. Дрожь от  холодных пальцев Кристины Львовны. Он привык ощущать, что пальцы у нее теплые.

Ледяные пальцы матери лишали энергии, разили наповал. Нелепо. Не может быть.

Ее тепло придавало сил. А теперь могильный холод. Холод тоже передается. Холод заразен.

И смерть заразна, наверное. Да, можно заразиться смертью, – он содрогнулся от нелепой мысли и в ужасе выбежал из квартиры.

Скользнул по улице никем не замеченной тенью, он будто растворился в мутном рассвете, дрожащем колкой сероватой ряской.

Он здесь ни при чем.