Одиночная камера Билла Каннингхэма

Сколько раз пролистывал толстушку воскресной «Нью-Йорк таймс» и просматривал, когда бегло, а когда внимательней, светскую секцию, и никогда не запоминал фамилию фотографа. Мне всегда казалось, что раздел моды и модных тусовок, где всегда фигурировало множество снимков, обеспечивала боевая бригада фотоохотников, десяток-другой папарацци на зарплате.

Но посмотрев документальный фильм о главном светском фотографе Нью-Йорка Билле Каннингхэме, я с огромным удивлением и восхищением узнал, что эти многофигурные газетные развороты – дело рук и глаз одного человека. Одного! На протяжении многих, многих лет, почти четырех десятилетий.

Фильм «Времена Билла Каннингхэма» (The Times of Bill Cunningham) показали в программе завершившегося 56-го Нью-Йоркского международного кинофестиваля, проходившего в Линкольн-центре.

Автор фильма Марк Бозек провел с Каннингхэмом обстоятельное интервью еще в 1994 году, когда он был начинающим репортером. Предполагалось, что беседа займет минут 10, а вышло четыре часа. Но фотограф не на шутку разговорился, а дальновидный Бозек его не останавливал, – будто знал, что через четверть века эта запись очень ему понадобится для фильма.

Беседа проходила в небольшой квартирке фотографа в окружении коробок и папок с фотографиями. Видно, что объект интереса немолод (ему было 65 лет), его лицо разрезают глубокие морщины, к которым добавляются паутинки у глаз, когда он улыбается и смеется. А улыбается он и смеется часто, и тогда обнажаются два передних зуба, что придает ему несколько комический облик человека-кролика. Но он не голливудская звезда и может позволить себе некоторые отклонения от канона красоты.

Любопытно, что «Времена Билла Каннингхэма» уже второй документальный фильм о нем. Первый назывался «Билл Каннингхэм, Нью-Йорк»“ и был выпущен в 2011 году. Непонятно почему, но он тогда не пришел на премьеру фильма о себе. Вроде он не говорил ничего плохого о фильме, но не захотел придти. И, говорят, так его и не видел. Он умер в 2016 году в возрасте 87 лет.

Каннингхэм приехал покорять Нью-Йорк из родного Бостона. Выходец из консервативной рабочей семьи ирландцев-католиков, он устроился в дорогой универсальный магазин Bonwit Teller заниматься рекламой. Со временем стал делать дамские шляпки. Делал с удовольствием, как, впрочем, и все, что он делал в жизни. Поэтому, наверное, так часто улыбался. Он трудился и для модного салона Chez Ninon на Парк-авеню, где шили наряды для Мэрилин Монро и Джеки Кеннеди.

Образ жизни, который он избрал, наверное, одобрил бы самый строгий буддистский монах. Быт аскетичный, спартанский, ничего лишнего, и каждодневная пахота с утра до ночи. Только он не за плугом шел и не кайлом орудовал, а стремительно рассекал Нью-Йорк со своей фотокамерой, изредка погружаясь в дымную полутьму модных тусовок (тогда еще можно было курить в помещениях).

В 50-е годы он поселился в одной из знаменитых студий над Карнеги-холлом. И жил по этому престижному адресу до конца своих дней. Вы вскоре увидите одну из таких студий в замечательной комедии «Зеленая книга». В ней живет один из героев фильма – чернокожий пианист. Но это так, к слову.

Каннингхэм вспоминает всякие истории про житие в этих студиях, про Марлона Брандо, который прятался в его квартире от преследовавших его девиц-поклонниц, про таких знатных гостей, как Марта Грэм и Норман Мейлер.

У фотографа, что ни говори, была нежная, ранимая душа. Когда Бозек спросил его, жалеет ли он о чем-то или о ком-то, седой морщинистый человек молча поник головой и стал еле слышно всхлипывать. Чуть позже он сказал, что вспомнил в этот момент своих друзей, умерших от СПИДа.

Да, он преуспел в изготовлении шляпок и в моделировании одежды. Но свое истинное призвание обнаружил в себе, когда кто-то подарил ему фотокамеру. Да, у него, несомненно, был талант модельера, и он мог на этом поприще добиться успеха. Но главным его талантом была способность наблюдать. Он был гроссмейстером наблюдения. И этим Каннингхэм мне напоминает фотографа из  фильма Антониони «Фотоувеличение» (Blow-Up).

Пиком его наблюдательной карьеры стал многолетний контракт с газетой «Нью-Йорк таймс», для которой он каждую неделю готовил «доску почета». За неделю он снимал сотни, тысячи кадров модной и светской хроники, звезд, полузвезд, старлеток. И простых прохожих, никаких не звезд, но чем-то привлекших его внимание. То ли необычным кроем пальто, оригинальным платьем, из рук вон необычной сумочкой, экстравагантной прической. Он был маэстро уличной фотографии. Он объединял своих героев в тематические группы, снабжая их короткими, энергичными, смешными комментариями. Ему нравились люди, и он постоянно, неутомимо афишировал свою любовь к ним.

Старожилы Манхэттена помнят его долговязую фигуру в синей французской рабочей куртке. Его часто видели стоящим на углу Пятой авеню и 57-й стрит. Это место он облюбовал и оттуда вел прицельный фотоогонь по проходившим мимо звездам и всем остальным.

Кто-то подсчитал, что за 73 минуты фильма по экрану пройдут более 500 снимков работы Каннингхэма, в большинстве своем черно-белые.

Грета Гарбо. 1978 г.

Эти полтысячи кадров были отобраны из трех миллионов фотографий, хранящихся в архиве мастера. Многие из них никогда не публиковались. Бозеку повезло. Наследница Каннингхэма и держательница копирайта на его снимки его племянница Патрисия Симонсон и его литературный агент Билл Клэгг разрешили ему  доступ к фотографическим сокровищам усопшего. Закадровый текст фильма читает Сара Джессика Паркер.

Бозек задал Каннингхэму вопрос хоть и банальный, но неизбежный. В чем секрет вездесущности? Как он отслеживал звезд?

Каннингхэм отвечал: нужно просто иметь чутье сыщика-детектива. Именно так он в 1978 году выследил и поймал в кадр самую загадочную затворницу Голливуда – 73-летнюю Грету Гарбо, которая, распрощавшись с миром экрана, канула на несколько десятилетий в подполье (она умерла в 1990-м). Впрочем, это уже апокриф. Сам фотограф признавался, смеясь, что его внимание привлекла неизвестная пожилая дама в необычной шубе из нутрии. И только когда он добежал до редакции и проявил пленку (да-да, тогда еще надо было проявлять пленку! Каменный век!), то увидел, что не шуба главное, а кто под шубой. Но кто теперь знает, как оно было на самом деле.