Цензурные обрезки вкуснее колбасных

Любопытный фильм удалось посмотреть на днях. Он сам по себе содержателен и необычен. И всколыхнул целый пласт воспоминаний.

Называется он «Цензурировано», по-английски Censored, причем в квадратных скобках –  [Censored]. Как будто-то невидимый и могучий цензор шлепает печатью – просмотрено, кастрировано, готово к употреблению. Фильм можно посмотреть на стриминговых сервисах, его выпускает в США компания Icarus Films.

Я не знаю, сколько усилий и времени потребовалось журналистке Сари Брейтуэйт, чтобы добиться допуска в Национальный архив Австралии. Там хранятся тысячи и тысячи обрезков целлулоидной пленки. То, что цензура этой передовой и, одновременно, очень консервативной страны сочла невозможным показать людям в кинотеатре и вырезала из закупленных для проката фильмов. Годы действия этих цензурных запретов – 1958-1971.

Цензурирования не избежали самые знаменитые режиссеры – Годар, Полански, Бергман, Аньес Варда, Феллини. Ножницы цензоров шли в ход в отношении самых разных фильмов – от авангардных опусов до документальных лент, от боевиков до ужастиков.

Речь идет об Австралии. Но, по сути, все то же самое происходило (и происходит сейчас в отдельных регионах и странах) и в Америке, и в России.

Что же было низзя? Особо страстные поцелуи. Оголеннные тела. Сцены секса. Даже намеки на межрасовый секс.

Даже Бергман попал под колесо цензуры. В «Персоне» одна из героинь вспоминает свой опыт группового секса. Ничего визуального, только слова. Но сцену, довольно длинную, унасекомили. Уж очень талантливо и живо героиня вспоминает. Нельзя было также показывать однополые отношения – ни под каким соусом.

Огромный набор вырезанных сцен, в которых мужчины избивают женщин. Смотреть этот монтажный блок жутко. Какая-то вакханалия насилия. Лупят несчастных женщин по лицу, бьют руками и ногами. Бьют «за дело» (измена – самый распространенный мотив) и без какой-либо внятной мотивации. Ну и, конечно, изнасилование, в особенности, групповое, – нельзя.

Отдельная секция обрезков – драки с применением холодного оружия. Кровища хлыщет, заливая экран. Жестокое насилие тоже было низзя.

Но в фильме «Цензурировано» совершенно нет целого блока запрещенных сюжетов и сцен, который доминировал в деятельности цензоров в Советском Союзе примерно в те же годы.

Я имею в виду идеологическую цензуру, которая свирепствовала все годы советской власти. Никаким австралийцам и прочим шведам такой киношный террор и не снился.

Начинался террор на стадии закупки иностранных фильмов. Многие замечательные фильмы, мировая классика, миновали советские экраны. Не помещались в прокрустово ложи партийных представлений о том, каким должен быть американский, французский или итальянский фильмы. А те, что все-таки разрешались и покупались, нередко подвергались самому жестокому оскоплению. Порой с водой выплескивали ребенка, то есть суть и философию фильма.

Вот два вопиющих примера.

Блистательная притча о современном обществе «О, счастливчик!” британского режиссера Линдсея Андерсона. Одна из лучших ролей Малкольма Макдоуэлла. Из фильма советские цензоры вырезали по меньшей мере минут сорок. И главное даже не хронометраж, а точнейшее попадание в сердце фильма. Герою должны сделать чудовищную операцию –  дело происходит в фантастическом оруэллианском обществе, где тихой сапой воцаряется тоталитаризм. И он на больничной койке видит страдающегося человека, которому уже сделали операцию. Он откидывает простыню и видит, что голова этого человека пришита к телу свиньи.

Ближе к финалу измученный испытаниями молодой герой Макдоуэлла попадает в часовню и словно младенец припадает к груди монахини, которая, видимо, олицетворяет Богоматерь. А плюс и эпизод посещения героем борделя с пикантным концертным номером «бутерброд».

Второй пример – «Конформист» Бернардо Бертолуччи, один из лучших фильмов выдающегося итальянского режиссера. Эволюция сознания вполне приличного человека, можно сказать, интеллигента, ставшего фашистом и негодяем под воздействием обстоятельств, передана блестящей игрой Жана-Луи Трентиньяна и тонкой, сложной и вдохновенной режиссурой Бертолуччи. Что же сделали с этим шедевром «хирурги» Госкино?

А взяли и одним махом вырезали сцену совращения юного героя педофилом, а также любовную сцену в поезде и еще ряд важных эпизодов. Впрочем, в картине такого класса все сцены важны. Но этого оказалось мало. Сложную структуру фильма с флэшбеками «выпрямили», перемонтировав эпизоды в хронологическом порядке.

Я должен сказать, что эти дикие вольности в отношении чужих кинокартин вошли в плоть и кровь советской политики в отношении «буржуазного искусства» еще в 20-30-е годы. Перелопачивали и сокращали западные ленты, придавая им некий новый идеологический смысл, самые крупные мастера, такие как Эйзенштейн, Эсфирь Шуб и Григорий Александров. Ни о каком копирайте и мысли не было. Что хочу, то и ворочу.

Также хулиганствовали и позднее, особенно, с уворованными после победы над Германией американскими и европейскими фильмами, которые красиво назвали «трофейными». Резали по-живому, убирая сцены секса, религиозные сцены, малейшую критику советской действительности и коммунистической идеологии. Меняли «неудобные» реплики и редактировали целые диалоги . Да и по хронометражу часто подгоняли под советский прокатный стандарт – полтора часа, обрезая сюжетные линии.

В Ташкенте, на международном кинофестивале, куда я ездил несколько раз в 80-е годы, цензура была еще свирепей и комичней. Эротику, даже самую целомудренную, вырезали, а потом, по окончании фестиваля, эти куски вклеивали в фильмокопии, которые надлежало вернуть правовладельцам. Для ублажения узбекских партийных бонз во главе с Рашидовым лукавые фестивальщики придумали доморощенную мягкую порнуху. Они склеивалили вырезанные из фестивальных фильмов сцены секса и просто женскую обнаженку в один как бы фильм и показывали на госдачах местным баям. Переводчики, которые выезжали на эти секретные точки (точка номер 1 была дача Рашидова, точка номер 2 – дача председателя КГБ и так далее), потом рассказывали, давясь от хохота, как попивая чаек из пиал, бонзы вздыхали и причмокивали, глядя на «запрещенную эротику».

На Московском кинофестивале произошел однажды невероятный казус. Из бразильского фильма забыли вырезать сцены откровенного секса. Ну бывает, забыли. Фильм показывался в отдаленном кинотеатре на окраине города, и зал на утреннем сеансе был полупуст. Сработало сарафанное радио, и перед следующим сеансом у входа колыхалась нешуточная взволнованная толпа. Но и церберы не дремали. Срочно в кинотеатр была делегирована женщина в белом халате с ножницами, которая перед началом следующего сеанса успела кастрировать пленку. Так что публика с изумлением смотрела на экран, где, вопреки уверениям зрителей первого сеанса, ничего уже запретного не было.

Австралия, говорите?