Подвиг акробата

Юрий Фридман-Сарид

Давно это было, в те далекие годы… А именно – в 70-е. Поперли меня тогда из Корабелки (Ленинградский Кораблестроительный институт) за сионизм, армию закосил (с записью «сионизм» в личном деле и в возрасте 22-х лет в Советскую Армию сильно не хотелось), и устроился я работать, сначала рабочим сцены, потом осветителем, – в Ленконцерте. Несколько лет по гастролям шлялся, весь Союз объездил. На халяву. Еще и деньги, – малые, – но платили. Историй на гастролях было много, самых разнообразных. Одну сейчас расскажу.
Рок-групп в Союзе тогда не было, были ВИА – вокально-инструментальные ансамбли. Самые продвинутые из которых пытались всеми правдами и неправдами играть советскому слушателю несоветскую музыку. Некоторым удавалось… но не о том речь.
Так вот, был я на гастролях в каком-то Мухосранске с одним из самых популярных в то время ВИА. (Все малые российские и нероссийские городишки в Ленконцерте делились на две категории: Мухосрански и Верхнежопински. Разница была в том, что Мухосрански, как правило, стояли посреди степи, а Верхнежопински располагались на брегах одноименной реки). Название этого ВИА упоминать не буду, поскольку некоторые действующие лица и исполнители, возможно, еще здравствуют и могут себя узнать. ВИА сей популярен был весьма и весьма, и концерты в больших, а тем более, – малых, – городах нашей необъятной Родины собирали толпы поклонников. И поклонниц. Которые после концертов, естественно, рвались по окончании концерта к любимым артистам – на сцену и за кулисы. И заведено было в этом ВИА, – впрочем, как и во всех других гастрольных коллективах, – после концерта не расставаться с благодарными слушательницами, а напротив, – везти их с собой в гостиницу для продолжения банкета. Благо бдительность дежурных по этажу («овчарок») легко можно было усыпить небольшой суммой советских денег или флаконом недорогих духов. Или еще каким мелким презентом…
Итак, приезжает наш ансамбль после концерта в гостиницу. С поклонницами. В самом большом номере – двухкомнатном люксе у солиста, – затевается банкет, после чего часам к двум ночи дамы расходятся по нумерам. Все как обычно… И тут случается неувязочка. У солиста в номере остаются две дамы. То есть с одной из них у него внезапная любовь, большая и чистая, – а подруга не при делах. И, естественно, тоскует и обижается… А весь мужской состав ВИА, включая администратора и техперсонал, любовью уже обеспечен и приступил к исполнению. Неувязочка-с… И тут вспомнил догадливый солист про акробата.
Положено было тогда в Ленконцерте, как и во всех других концертных организациях Советского Союза, в концертах ВИА делать вставные номера. В середине концерта ансамбль кладет гитары и удаляется минут на десять покурить, а на сцену выходит – то поддатый конферансье с бородатыми анекдотами («за отсутствием ансамбля выступаю сам, бля»), то фокусник с набором булав, то перепуганная чтица со стихами Есенина из школьной хрестоматии, то еще кто… Безработицы в СССР не было, и кушать хотели все. Пробился артист в Ленконцерт – извольте обеспечить его работой. Вот и обеспечивали.
Таким вставным номером с нашим ВИА в эту гастроль поехала пара акробатов. С акробатическим этюдом. Бывшие цирковые, немолодые уже. И, как это часто бывает, – муж и жена. Сделали когда-то вместе номер – ну и поженились. Так проще. Назвать их счастливой парой, мягко говоря, было нельзя. Шутка ли – годами вместе по двадцать четыре часа в сутки – и на работе, и дома. А жизнь-то кочевая… Тем более – акробатка наша лет на десять старше мужа, и фигурой похожа, как и положено силовой акробатке, на карликового Шварцнеггера. А лицом… в общем, и лицом тоже похожа. А акробат – мужик видный и очень даже вполне. Но – какое там… жена рядом. И ревнивая, надо сказать. Он, может, и рад бы развестись – да никак, поскольку все, что умеет делать в жизни – этот самый проклятый акробатический этюд, в паре с женой… Поселены они были этажом ниже нашего солиста, – и, поскольку статус у них в ансамбле был ниже плинтуса, – в номере без удобств. То есть удобства общие, в коридоре, – деталь для нашего сюжета существенная. Гостиница, напоминаю, мухосранская, – номеров с сортиром на всех не хватает…
Так вот, звонит наш солист в номер акробату, – ночными звонками наших не удивишь, привычные, – и вкратце объясняет ситуацию: так и так, есть койка, есть дама. Акробат сходу просекает ситуацию, что-то лепит сонной жене, – и рысью летит в номер к солисту. Исполняет акробатический этюд по полной программе. Дама счастлива, акробат тож, – еще бы, так застоялся жеребец, – в общем, любовь… Но на всю ночь остаться с любимой нельзя – жена обнаружит, пойдет искать… Короче, возвращается наш акробат в свой номер, полчасика лежит для приличия рядом со своим Шварцнеггером, – и снова в бой, к солисту -благодетелю в номер. И так до утра. Сколько ходок он за ночь сделал – история умалчивает…
Утро. То есть это для артистов – утро, а для нормальных людей – полдень. Народ просыпается. Девочки, наскоро прихорошившись, с независимыми лицами мимо каменной дежурной по этажу, – и в город, хвастать подругам великим приключением; а лабухи, с небритыми помятыми мордами, – в гостиничный буфет, похмеляться и завтракать.
И невыспавшийся, но счастливый акробат с женой – тоже в буфет. Служба информации в ансамбле, как и во всех гастрольных коллективах, поставлена как следует, и к этому времени вся команда уже в теме. Насчет подвига акробата. Кроме жены, разумеется. Поэтому народ, естественно, герою нашему подмигивает, толкает в бок локтями и другими невербальными способами всячески поздравляет. По возможности незаметно. Жена и не замечает.
И тут кто-то из ребят тащит с буфетной стойки салат. Засохший советский оливье, с майонезом. Ассортимент в мухосранском гостиничном буфете небогатый – чай, не обкомовский. И тогда акробатка открывает рот и возглашает:
– Саша, не ешь ты этот сраный салат! Мой вчера съел такой после концерта – всю ночь бегал!
Пауза. После чего народ, рыдая и взвизгивая, сползает под столы и минут пять бьется в непрерывной истерике. Крики, стоны, завывания… ыыыыыыы!.. Акробат с лицом цвета родного флага склоняется над тарелкой. До Шварцнеггера медленно начинает что-то доходить… Занавес.
Давно это было, в те далекие годы…