Как я понял, что я еврей…

Вообще-то задирали меня нечасто. Я жил в многонациональной среде родного Кишинева, где многие взрослые молдаване свободно вставляли в свою речь словечки на идиш. Мы все взращивались в питательном бульоне одного двора.

Но однажды, уже юношей, я получил удар поддых. Увлеченный театром, решил после третьего курса пединститута, поступать на театроведческий факультет Ленинградского театрального института. А там, в приемной комиссии, узнав что я из Молдавии, на голубом глазу посоветовали мне заручиться направлением от Министерства культуры республики. – Мы находимся в ведомстве России и такое направление поможет вам при поступлении как национальному кадру. – объяснили мне. Смешно, что я ни на секунду не усомнился в том, что являюсь национальным кадром ибо предки мои до третьего колена родом из Молдавии, да и  языком молдавским я владел довольно свободно, ибо родился в Бухаресте.

У моей учительницы русского языка и литературы Иды Васильевны Трофимовой, с которой вместе играли в драмколлективе Республиканского Дома Учителя, был в министерстве знакомый. Какой-то крупный чиновник. К нему и направились. И пока он с недоумением выслушивал мою просьбу в кабинет вошел человек с лицом мумии: мертвецко бледное, с огромными сверкающими глазами фаната. Тоже чиновник. Фамилию этого живого мертвеца я запомнил на всю жизнь: Ангел! И пока чиновник, к которому мы пришли, стыдливо опустив очи долу, смущенно втолковывал мне, что к коренной национальности относятся только молдаване, Ангел неожиданно с издевкой спросил меня: – “Хаим хочет учиться? – Меня зовут не Хаим, а Михаил, – растерянно ответил я. Но Ангел исчез из кабинета, не дослушав ответа.

Так я начал постигать азбуку расизма. Моя матушка, дважды вдова, со  мной и моей сестрой на руках, яростно прокляла этого Ангела, когда услышала мой горестный рассказ.

Известно, что еврейские богачи в старые времена старались всячески поддержать вдов и боялись страшного вдовьего проклятия. Ангел вскоре умер, как мы узнали в муках от страшной болезни. Я, конечно, не верю во всю эту мистику, но все же…

После такого урока я как должное, спустя годы, воспринял то, что на меня повесили ярлык “еврейского буржуазного националиста” и отлучили от телевидения и газет. А вся вина состояла в том, что подряд появились мои статьи к 100-летию  Шолом Алейхема и о гастролях прекрасной певицы Нехамы Лифшицайте (последнюю, к моему горю, перепечатала какая-то европейская газета за рубежом, выходящая на языке идиш). Пришлось добровольно уехать в Сибирь, о чем совершенно не жалею.

Еще один урок я получил, уже когда вернулся в Молдавию и работал кинорежиссером на телевидении от удивительного человека Рувима Левина. Был он значительно старше меня, успел поучиться в студии еврейского театра у великого Михоэлся, стать ведущим актером Кишиневского театра кукол, а затем режиссером редакции передач для детей молдавского телевидения. Свободно владел языком идиш и писал на нем.

И вот однажды наш коллега, тоже еврей, посетовал на то, что яростно раскритиковали на летучке поставленный им спектакль. – Он был совсем не хуже других постановок, – жаловался режиссер. – Не хуже?! – возмутился Левин. – Он должен быть на порядок лучше, чтобы иметь право на существование. Если ты делаешь ”не хуже”, ты позоришь нацию! Уходи из искусства, займись другим делом.

Увы, он не послушался совета Рувима, эмигрировал в Израиль и, по слухам, продолжал там ставить бездарные спектакли по принципу “не хуже”.

Вспоминается, как в Москве, на Шаболовке, в Управлении местного вещания, где мы провинциалы сдавали свои фильмы для показа по Центральному Телевидению, мой коллега из Сахалина, стоя в кругу редактрис, уговаривал переехать на работу к ним, убеждая меня, что там нет антисемитизма. – Да у нас главный режиссер – еврей! – горячо втолковывал он. – Да, если бы он не был евреем, то стал бы зампредом по телевидению, – привел он главный аргумент. И только, когда услышал громовой хохот присутствующих, сконфуженно замолчал. Так и текли мои дни в полном осознании своей второсортности. И, честно говоря, нельзя сказать, что я очень переживал. Порядок сей казался незыблемым.

И вот уже в пору горбачевской гласности мой друг писатель и журналист Анатолий Коган познакомил меня с неким приезжим из Курска Борисом Волом. Узкое интеллигентное лицо, изящная бородка, сухощавая фигура… Борис дал мне самиздатовский журнал “Тарбут” и я прочитал знаменитое вступление – “Не бойся! Перед тобой еврейский журнал”…И понеслось…встречи, чтения, на мой адрес стали приходить посылки с книгами из Израиля… Первый израильтянин, с которым нас познакомил Борис, дипломат Роберт Зингер (мы потом встретились с ним в Нью-Йорке, где он работал консулом и тепло вспоминали эти романтические времена).

Созрела идея создания Общества Еврейской культуры, первого зародыша будущей общины. Организационный съезд должен был состояться в прекрасном уютном зале Дома Кино. Добро на это дал по моей просьбе тогдашний Председатель Союза кинематографистов Молдавии Эмиль Лотяну. Но сорвалось: Лотяну был в командировке в Москве, а директор Дома Кино Василий Попа отказал, – сославшись на то, что именно в это время в зале перд детьми должен выступить некий фокусник, с которым заключен якобы договор. Никакого фокусника, конечно, не было (очевидно Попа посоветовался в каких-то райкомах-горкомах). Но фокус не удался: съезд наш все таки прошел на третьем этаже Дома профсоюзов, в небольшом зальчике, где мы обычно собирались. Передо мной фотография, ставшая историей: я веду этот съезд вместе с Борисом Волом.

Надо сказать, что Борис сознательно отходил в тень, выдвигая нас на первый план. Председателем Республиканского общества еврейской культуры стал композитор Володя Биткин, а его заместителями  писатель Борис Сандлер и я. Себе же Вол отвел роль ответственного секретаря. Хотя, положа руку на серлце, он являлся и душой и мотором  всего нашего дела. Удивительный человек: вера в идеи сионизма сочетались в нем с потрясающей деловой хваткой. Он был прекрасным психологом, умело гасил конфликты, обуздывал излишнее самомнение у некоторых товрищей и мы видели воочию, что Борис радеет только за дело. Увы, когда он уехал в Израиль, началась борьба амбиций, стали делить портфели, разгорелись страсти…(но об этом вспоминать не хочется).

В Израиле Борис Вол стал Борухом Эльконом и не потерялся. Он был, по слухам, востребован и Натаном Щаранским и Романом Бронфманом. И хотя оценки его деятельности были разные, от восторга до порицания, для меня  (и не только для меня) он остался человеком, пробудившим в нас то, что называется, еврейской душой. И об этом я не забуду до конца дней моих.

Но вернусь в родной Кишинев. Не собираюсь писать историю становления еврейской общины в Молдавии (мне это не по силам). Только несколько эпизодов из запавшего в память. Артист Русского театра Сева Гаврилов вызвался читать философскую главу Библии книгу Эклеззиаста. В том же зальчике Дома профсоюзов на третьем этаже задернули портьеры, зажгли свечу на фоне черного бархата. И при этом дрожащем свете полилось: – Во многая мудрости, много печали. И кто умножает познание – умножает скорбь…

Самое прекрасное, это потрясенные лица молодых ребят, впервые узнавших, что их предки дали миру эти философские, глубокие истины, что написано было тысячелетия тому назад.

В огромном зале Дома культуры швейной фабрики “Стояца Рошие” устраивались встречи с интересными людьми. А в конце 80-тых годов ХХ столетия стали наезжать посланцы различных еврейских организаций, раввины всех течений иудаизма…В зале яблоку негде было упасть.    Воистину все воспринималось как глоток свежего воздуха (я несколько раз приезжал в родной город из Америки и думал, по простоте дущевной , что моим соплеменникам интересно будет встретиться с одним из отцов-основателей общины. Увы…Видимо времена изменились).

Помню как отвозил документы будущих эмигрантов  и передавал их израильским дипломатам, живущим в гостинице Украина в Москве. Когда я зашел к ним в номер и хотел закрыть за собой дверь, они попросили оставить ее открытой. И от бутылки молдавского вина, которую я хотел им презентовать от чистого сердца, отказались. И я ощутил себя, по меньшей мере, Штирлицем. Такие вот были времена.

И самое яркое воспоминание это, конечно, участие в работе двух конгрессов ВААДа, первой общесоюзной еврейской организации. Тут я ощутил, что мы народ поднявший голову, вставший с колени, отринувший свои страхи. А уже в наши дни меня поразил номер еженедельника “Еврейское местечко”, где в виде генеалогического древа были обозначены еврейские организации Молдавии. Боже, как же вас много! Надеюсь, все они работают на благо своего народа.

А начиналось все с маленького зальчика на третьем этаже Дома профсоюзов!