Олег Сулькин
Самые замечательные вещи делаются легко, стремительно, беспечно. Натужность – первый признак провала, фальши, серятины.
Александр Аскольдов снял фильм «Комиссар» как дипломную работу на Высших режиссерских курсах. Сколько дипломных фильмов сгинули и сгинули по праву! Но этот диплом уже вполне взрослого и даже солидного дяденьки стал классикой. Неожиданно для всех, в том числе для участников съемки и для самого дебютанта-постановщика, у которого за плечами были Литинститут, погружение в Булгакова, служба в идеологических департаментах советской власти, где он снискал репутацию вольтерьянца.
Картина эта, экранизация маленького рассказа Василия Гроссмана «В городе Бердичеве», стала магнитом, притянувшим многие таланты. Компактный, точный в деталях сценарий самого Аскольдова. Виртуозная камера оператора Валерия Гинзбурга, жадная до сочных деталей и умеющая вдруг становиться строго патетичной и пронзительной. Музыка Альфреда Шнитке – когда вкрадчивая, когда рвущая душу, в меру остраненная, в меру экзотичная.
И, конечно, актеры, созвездие блистательных актеров. Нонна Мордюкова – суровый красноармейский комиссар Клавдия Вавилова, забывшая в огне сражений о своем материнском начале и неохотно оттаивающая у уютного очага в еврейском местечке.
Раиса Недашковская – провинциальная красавица Мария, хозяюшка-хлопотунья, полная противоположность комиссарше, заявившейся к ним в дом, чтобы родить и забыть свое дитя, которое примет как свое родное, шумное многодетное еврейское семейство Магазанников.
И, наконец, самый главный Магазанник – Ефим, шебутной, вертлявый мужичишка, философ-резонер со своим кодексом чести, добрый до мозга костей и обреченный всегда латать чьи-то прорехи, всегда кого-то выручать. Это, на мой вкус, вершинная (наряду со Скоморохом в «Рублеве» и командиром партизан в «Проверке на дорогах») роль гениального артиста Ролана Быкова.
И вот этот чертовски новаторский, свежий, необычный, умный, дерзкий, стильный, пророческий фильм был сразу же свирепо обруган и заточен в темницу, которую стали называть полкой. Ругали его с удовольствием, смачно, с садистскими ухмылками, причем не только партийные бонзы и госкиношные бюрократы, но и сами творцы, коллеги Аскольдова, – маститые режиссеры, драматурги, критики. А что вы думаете, «народных артистов» надо отрабатывать.
Самого же дебютанта, осмелившегося покуситься на идеологические сверхценности и напрямую обозначить запрещенную тему еврейской судьбы, отдельной от судеб других этносов, выпихнули из профессии, которой он собирался оказать огромную честь своим присутствием в ней. Его выгнали с работы с волчьим билетом, исключили из партии, что было еще страшнее увольнения в те, казалось бы, уже не совсем людоедские времена. Напомню, год стоял 1967-й. Куда же опальному режиссеру податься?
Берлинские посиделки
Аскольдов в моей жизни кинокритика и журналиста появлялся эпизодически. Впервые я его увидел и услышал в 1987 году. Шел Московский кинофестиваль, перестроечный, смелый, веселый. Придумали ПРОК, клуб, где дым стоял коромыслом, где толкали неслыханно свободные речи, где все ранее запрещенное переквалифицировали в разрешенное. И, конечно, снимали фильмы с полок, их было много, целуллоидных узников разной степени талантливости. И вот, отчитываясь перед фестивальным вече, новые лидеры киносоюза торжественно заявили: полка чиста, все фильмы получили свободу.
Но в зале вдруг что-то колыхнулось, и поднялся высокий сутулящийся человек. Нет, сказал он, это неправда, мой фильм «Комиссар» так и не реабилитирован. Я прошу его показать фестивальным гостям. Это был Аскольдов.
Ну и начался сыр-бор. Тогда в Москву приехали реальные кумиры, в их числе Габриэль Гарсиа Маркес, Роберт Де Ниро и Ванесса Редгрейв. На встрече с Горбачевым Маркес спросил, а покажут ли нам загадочного «Комиссара»? Срочно собрали заседание политбюро, на котором приняли секретное постановление о выпуске фильма ограниченным прокатом. Двадцатилетнее заточение завершилось.
Так начался запоздалый реванш «Комиссара». «Фильм триумфально
прошел по мировым экранам» – так трафаретно описывали прокат советских фильмов за рубежом. Но в данном случае никаких натяжек. Тогда, в те годы, Аскольдов впервые увидел мир. Его стали выпускать за границу, хотя и случались казусы, когда какие-то замшелые посольские чинуши его тормозили с привычного перепугу, и только звонки высоких и просвещенных покровителей-либералов давали ему визы и возможность выйти на сцену для представления фильма. Публика плакала, В Израиле был особенный успех. Вспомните невероятной силы символический эпизод в финале, когда Магазанник в толпе евреев с нашитыми на одежду желтыми звездами идет навстречу ужасу Холокоста.
Именно тогда, на волне феноменального успеха, Аскольдов получил приглашение в Германию для чтения лекций, и не только в Германию, но и в другие западные страны.
С Германией оказалась тесно связана его будущая жизнь. Немцы дали ему стипендию, он получил хорошую квартиру в Берлине и стал жить на два дома, а потом, спустя время и на три. Его дочь Марина вышла замуж за шведа, и Швеция стала еще одним удобным и хлебосольным прибежищем.
В Берлине я вновь увидел и услышал Аскольдова. Узнав, что я собираюсь в очередной раз на Берлинский кинофестиваль, Александр Яковлевич любезно предложил мне остановиться у него. «Зачем вам тратиться на гостиницу, – сказал он. – У нас есть свободная комната, и дорога до фестивального центра не обременительная».
Я согласился. И фестиваль для меня обрел неожиданную «вторую смену». После дня беготни по просмотрам и пресс-конференциям я на полусогнутых от усталости ногах приползал к Аскольдовым. И начиналось долгое, практически бесконечное чаепитие. Александр Яковлевич и его добрейшая супруга Светлана Михайловна угощали меня разными вкусностями (впрочем, я тоже закупал провизию, не нахлебничал). Но главным вечерним блюдом были рассказы хозяина дома.
Вот тогда, борясь с неприличной сонливостью (тут классик вещает-откровенничает, и ты, что, спать собрался?!), я услышал замечательную историю про то, как легендарный хозяин КАМАЗа Фикрят Табеев спас его, опального столичного ссыльного интеллектуала, дал ему возможность снять документальное кино. Про то, как недруги изобретательно травили его годами, и как его порой выручали тайные просвещенные защитники из властных кабинетов. Про то, как его не любят либералы-перестройщики во главе с Элемом Климовым. Про то, что далеко не все критики и журналисты понимают смысл и мессидж фильма «Комиссар».
Опыт был полезный. И уникальный. И как я пожалел, что не ставил тайком включенный рекордер. Вечерние истории, отшлифованные многочисленными повторами (я был далеко не первый и не последний их слушатель) тянули на блестящий мемуар.
И тогда я понял, что когда человеку ломают судьбу и, как сейчас модно говорить, карму, то этот прискорбный шлейф зачастую сопровождает несчастливца всю оставшуюся жизнь. В историю мирового кино Аскольдов давно и прочно вошел как автор одного-единственного игрового шедевра. «Комиссар» – его гордость и его мука. Теперь уже вечная.
21 мая Александр Яковлевич умер, ему было 85 лет. Умер в Швеции, в большом деревянном доме своей дочери. Там же, в Швеции, его и похоронили. На похороны приехала Раиса Недашковская, единственная оставшаяся в живых из съемочной группы, не считая детишек семьи Магазанников. Одного из них, спустя годы, как рассказала мне Светлана Михайловна, они встретили в Америке. Но это уже другая история.
Be the first to comment on "Александр Аскольдов вблизи и в вечности. Нескромное обаяние «Комиссара»"