Чернобыль: настоящее. Жизнь в зоне через 30 лет после атомной катастрофы

Сейчас на землях, официально признанных загрязнёнными чернобыльской радиацией, живут пять миллионов человек. Мы побывали в городах и сёлах Украины, Беларуси и России, чтобы узнать, как сказывается авария на их повседневной жизни.

УКРАИНА
Припять
Зона отчуждения

Белый автобус появился неожиданно, как будто ниоткуда. Он медленно и тихо проехал по дороге, внутри него двигались какие-то тени. Он проехал мимо нас, как привидение, и повернул к заброшенной шестнадцатиэтажке. В этот момент мы по-настоящему, щемяще почувствовали, что вокруг в городе никого нет…

В Припять нас привезла молоденькая девушка-гид. Когда мы проехали КПП на въезде в зону, она, хоть и немного заученно, но вполне искренне произнесла: «Добро пожаловать в зону отчуждения!»

По дороге в Чернобыль она выдала нам сувенир от турфирмы: красочные открытки с видами Припяти после эвакуации — с проржавевшими вагонами электричек, брошенными куклами. А на обратном пути мы получили по футболке с надписью «Чернобыль» в стиле эмблемы «Кока-колы» и всё тем же «Добро пожаловать»…

С этим же гидом мы стояли на крыше шестнадцатиэтажки и наблюдали картину, как будто разделенную надвое: снизу город, с высоты казавшийся не страшнее многих бывших советских городов, а в верхней части, как с другой картинки, туманный образ реактора в саркофаге и новое укрытие.

Фото: © Денис Синяков / Greenpeace

Новое укрытие — это огромная арочная конструкция, покрытая сверкающими стальными листами. Её построили в стороне: слишком высок уровень радиации над самим реактором. Потом — скорее всего в следующем году — её надвинут на саркофаг и надёжно закроют. Это даст человечеству сто лет, за которые надо придумать, что делать с расплавившейся активной частью реактора.

Фото: © Денис Синяков / Greenpeace

Возвращаемся в «нормальный» мир — Иванковский район Киевской области. Относительно нормальный: прилегающие районы — это тоже зона. Пострадавшие от Чернобыля города и села разделены на четыре зоны по уровню радиации.

Иванков, Киевская область
Зона проживания с правом на отселение/чистая зона

Мы стоим посреди поля. Одна его часть убрана — там росла пшеница. На другой части — ещё не убранный подсолнечник. Поля обрабатывает Василий Степанович Малашенко со своим сыном. Это их семейная ферма. Через несколько лет после аварии он с семьёй уехал в Ковель. А потом дети выросли, надо было дать им образование, и они вернулись. Взяли землю в обработку.

«Я ж тут работал на поле в колхозе в день аварии, мы как раз сеяли тут…» — Василий Степанович весело вспоминает, как ездил в Москву сразу после аварии и показывался докторам. Говорит, что когда узнавали, что он из окрестностей Чернобыля, спрашивали: «Ой, а вы не звените?»

Звенеть не звенел. «Когда мы работали в первый год, у жены лицо аж красное было от радиации. А когда убирали урожай тут, так в горле всё першило. Тогда я это лично почувствовал. А сейчас не чувствую. И люди здесь тоже на радиацию не жалуются… На ту, которая есть. Просто они её не чувствуют,» — говорит ему жена Анна Ивановна.

Анна Ивановна Малашенко — по профессии инженер-химик. Раньше, до 1990 года, работала в радиологической лаборатории. Когда-то в Иванковском районе было целых три лаборатории. Одна занималась растениями, другая животными, и была ещё санэпидстанция. Сейчас осталась только СЭС, остальное закрыли из-за недостатка финансирования.

В окрестностях Иванкова в лесу стоят таблички, запрещающие собирать ягоды и грибы. Да и просто находиться в лесу не рекомендуется. На полях после их обработки слои земли перемешиваются и загрязнение уменьшается. В лесу же, говорит Малашенко, как выпали радиоактивные частицы в 1986 году, так и остались.

«Цена на газ возросла — всё больше и больше людей стали топить дровами, — говорит Анна Ивановна. — Получается, что за 30 лет вернулись на круги своя. Как раньше топили дровами, так и сейчас снова топят дровами».

«В каждом доме, где топят дровами, есть свой маленький домашний реактор», — говорит Анна Ивановна.

Напротив Иванковской сельской рады стоит Дом культуры, а на заднем дворе сложены для котельной огромные брёвна. Топят древесиной и в других учреждениях, даже в детских садах. Но если в учреждения дрова привозят «чистые», по крайней мере по документам, то в частных домах люди их покупают сами. Или просто идут по дрова в ближайший лес. Дальше их сжигают в домашней печке, зола идёт на огород как удобрение. А в золе концентрация радиоактивного стронция во много раз выше, чем в древесине.

Прошлой осенью Гринпис и учёные из Украинского института сельскохозяйственной радиологии отобрали в здешних лесах пробы древесины. В девяти из двенадцати образцов содержание стронция было выше нормы. А в печной золе одного из частных домов содержание стронция было в двадцать раз выше, чем в самом загрязнённом образце древесины.

Рокитное, Ровненская область
Зона проживания с правом на отселение

В Ровненской области проблемы тоже связаны с лесом. Но здесь их создаёт главным образом радиоактивный цезий, а не стронций. Основной его источник — это так называемые «неокультуренные» пастбища и леса. Район лесистый и заболоченный, открытых пространств очень мало. Если есть открытые места, где сделана рекультивация, люди разбирают их под огороды, а коровам остаются или заболоченные торфяники, или леса со всей накопленной радиацией.

Фото: © Денис Синяков / Greenpeace

В местной больнице заведующая Наталья Брычка объясняет нам, что в последнее время стало больше болезней эндокринной системы, сахарного диабета, болезней, связанных с сердцем, сосудами, органами дыхания, пищеварения.

«Если раньше всё это было связано с внешним облучением, то теперь — мы так считаем, и это доказано — с внутренним облучением, за счёт продуктов, питьевой воды, молока».

«Продукты — это грибы, ягоды, которые растут на радиационно загрязнённых территориях. Если бы люди использовали чистые продукты, было бы другое дело. А люди живут, едят, растят детей и поят их молоком и питьевой водой. И сейчас это остается серьёзной проблемой». Раньше в Рокитном была своя СЭС, но финансирования недостаточно и не так давно её закрыли. Её бывший начальник Владимир Шуляк с грустью показывал нам безлюдные комнаты и остатки оборудования. Но больше всего он сожалеет не о том, что лишился этой работы, а о том, что теперь некому подсказать людям, что безопасно есть, а чего есть не стоит. В самом Рокитном люди покупают «чистые» продукты, которые привозят в магазин, а вот в деревнях едят в основном то, что производят сами.

Недалеко от Старого Села мы наблюдаем типичную картину: большое поле, на котором устроены огороды, люди обрабатывают грядки, а рядом, в леске, пасутся коровы. Молодой сельчанин носится между деревьями с огромным бичом, пытаясь собрать коров в одном месте. Нам на бегу он успевает сказать, фактически, одну фразу: «Негде коров пасти, места нет». Да мы, в общем, и сами это видим.

Фото: © Денис Синяков / Greenpeace

«Люди держат коров, и не одну, а несколько. И мы имеем молоко с коров, и употребляем же это молоко. Наши дети употребляют это молоко. Ну да, радиационный фон, говорят, высокий, но, а куда ж деваться, живём… — это уже в Вежице, соседнем селе, говорит нам Валерий Кузьмич. — Многие уезжали, потом вернулись, многие из них не прижились… Так вот и остались в краю, где родились, так и живём по сей день. Поначалу, когда произошла эта трагедия, каждый год был какой-то контроль, но сейчас как-то уже отошло на задний план. И, естественно, в стране есть другие вопросы, более болезненные. Не один десяток лет прошел, ну и люди видят, что как таковой опасности… ну да есть, люди болеют».

Сам Валерий Кузьмич уже несколько лет содержит в селе небольшой, как его здесь называют, «приют». Сам он называет его «Дом милосердия Рокитновщины». Небольшой, но чистый и ухоженный домик приюта — это бывший дом самого Валерия Моисеевича. Себе он построил ещё один рядом. В доме милосердия живут одиннадцать человек из разных мест Украины. Несколько человек, конечно, из здешних краёв. Местные – в основном пожилые женщины, перенёсшие инсульт. Валерий Кузьмич абсолютно убеждён: это последствия Чернобыля, условий, в которых люди живут в этих местах.

Рокитновский район — первый в Европе по уровню рождаемости. Сёла здесь старообрядческие, испокон века в семьях много детей. «У нас в районе школ не хватает, — говорит Валерий Моисеевич, — вот это — проблема!» Школы — отдельный повод для тревоги. Поскольку район в загрязненной зоне, дети в школах и детских садах получают специальное питание «чистыми» продуктами. Однако постоянно поднимается вопрос о пересмотре зонирования, тогда многие районы лишатся своего статуса. А школы и детские сады — специального питания.

«У нас тут тишина, спокойствие, — говорит Галина. — Главное, было бы здоровье, я считаю. У меня мама вот заболела раком после чернобыльской аварии сразу, умерла… Я из другого села здесь. Ничего, живу. Мама вот померла…»

«У нас в том году было, да, что закрывали питание. А с этого [2015] вроде открыли, — говорит нам молодая сельчанка из Вежиц Галина Чмулевич. — Если в школе не будет детского питания, дома буду кормить, молоком коровьим, картошкой. Хлеб печем сами. С радиацией… тут всё с радиацией. Я сама родилась, когда взорвалось на станции. Живу же. Ем, живу, так и они будут питаться тем, что есть».

К продуктам, которые завозят в магазин, Галина относится скептически: мало ли что туда завезут.

БЕЛАРУСЬ
Вилейский район Минской области

Фото: © Лиза Удилова / Greenpeace

Мы в Детском реабилитационно-оздоровительном центре «Надежда». Сюда привозят детей, которые живут на территориях, загрязнённых чернобыльской радиацией, в основном из Гомельской и Могилевской областей.

«Надежда» — это совместный белорусско-немецкий проект, основанный в 1994 году. Центр открыли в Вилейском районе Минской области, в том месте, где самый низкий в Беларуси радиационный фон.

Сейчас — это такой маленький «Артек», только не на берегу моря, а в лесу. Разница ещё и в том, что дети здесь не только учатся и отдыхают, но и лечатся. Почти у всех какие-нибудь болезни, начиная с общего ослабления иммунной системы, заканчивая онкологией.

Медицинская и реабилитационная программы «Надежды» — это отдельная большая тема. Дети поправляют здоровье и учатся жить на загрязнённой территории. Смена — всего месяц, а потом они вернутся в родные места. И там многое зависит от того, как они будут себя вести, что будут есть, куда ходить…

Елена Соловьева привезла группу восьмиклассников из города Быхова, из Могилёвской области. «Практически у каждого из наших ребят есть какой-то диагноз. И всё это последствия Чернобыля. Детки уже взрослые, всё понимают. У кого-то проблемы с дыханием, у кого-то с сердцем, у кого-то с желудком. И почему-то проявляются эти проблемы всё чаще и чаще».

© Игорь Подгорный / Greenpeace

У Елены в классе почти 40% детей больны. Они даже освобождены от физкультуры по состоянию здоровья. Елена рассказывает, что иностранцы, приезжающие в Быхов, стараются там долго не находиться: ходят с дозиметрами, видят, что радиация превышает норму.

Быхов — маленький городок, 17 000 человек. У многих есть свои земельные участки. Это и своя картошка, и свои овощи. В лесу — грибы и ягоды. «Вы знаете, у нас же карта такая, где зона, где не зона, куда попала радиация, куда нет. Люди, конечно, в лес ходят, и по грибы, и по ягоды, потому что экономическая ситуация тяжелая, — говорит Елена. — Ну мы стараемся не ходить. Мы стараемся… но мы ведь этим дышим, мы это едим…»

Когда случилась авария, Елена была в 11-м классе. Её, как и всех детей, посадили в поезд и вывезли из зоны. Елена полгода провела в Грузии. А потом вернулась. «Были деревни, которые отселили, но у нас вроде как-то поменьше было радиации… И мы остались. И продолжали жить, пошли учиться, работать… Ну, переехать, вы ж сами понимаете, как это сейчас тяжело. Привыкнуть к этому невозможно.. Мы же люди грамотные, понимаем, в какой зоне мы живём…»

Фото: © Игорь Подгорный / Greenpeace

РОССИЯ
Брянская область
Святск
Зона отселения

Мы в Святске, селе-призраке у самой границы с Беларусью. Вокруг — жутковатые развалины домов, асфальт, разбитый корнями деревьев. Возникнув ниоткуда, навстречу нам уверенной походкой идёт мужчина в рабочем комбинезоне. Мы просим его рассказать о том, как было здесь раньше, до Чернобыля.

«Здесь был посёлок красивый и богатый. Пять тысяч человек жили. Трагедия сломала нашу жизнь. Родители уехали, потому что боялись за своих семерых детей», — сокрушается Виктор Стрелюков, уроженец Святска.

Он показывает нам ухоженные могилки: здесь похоронены его родители и деды. И новенькую деревянную часовню: сам, вместе с другом, построил, чтобы вернуть жизнь в мёртвое село. Здесь с братьями по вере, старообрядцами, они собираются на христианские праздники.

© Лиза Удилова / Greenpeace

Спрашиваем: радиации не боитесь?

Виктор горько усмехается: «Сколько можно бояться? Уже никто не осторожничает, едим яблоки из Святского сада. Люди свыклись. Многие бы сюда вернулись, если бы село не было разрушено. Ведь Новозыбков живёт».

Новозыбков
Зона проживания с правом на отселение
(до 2015 года – зона отселения)

С этим не поспоришь. Сорокатысячный город в получасе езды от Святска всего год назад считался той же «зоной отселения». Но росчерком чиновничьего пера стал как будто чище и пригоднее для жизни.

О том, как сюда пришла трагедия, нам рассказывает Сергей Валерьевич Сизов, учитель ОБЖ в педагогическом колледже.

В апреле 1986 он первым узнал, что радиоактивное облако накрыло Брянщину. На уроке он объяснял ученикам, как работает дозиметр. Сергей Валерьевич с удовольствием демонстрирует нам громоздкий прибор, такой, какие были в запасе «на случай ядерной войны».

© Лиза Удилова / Greenpeace

Тогда он не поверил своим глазам: прибор показывал совершенно нереальные цифры. Проверил ещё раз: цифры те же. Позвонил в Брянск поднимать тревогу. Но ответа о том, что это чрезвычайная ситуация, нужно проводить профилактику против радиации, добился лишь через неделю.

Мы подносим свой дозиметр к водосточной трубе техникума и он начинает громко пищать. Несмотря на все меры дезактивации, уровень радиации здесь и сегодня выше нормы.

«Я хочу, чтобы такое никогда не повторилось. Аварии на других АЭС могут привести к таким же последствиям, на той же Южно-Украинской…
Как не остерегайся, от радионуклидов не спасешься. Безопасного атома нет».

Да, люди здесь живут, и со стороны их жизнь кажется совсем обычной. Но стоит начать расспросы, и эта иллюзия нормальности тает.

Обаятельные женщины из организации «Совет матерей Новозыбкова» просто, буднично рассказывают о ежедневной борьбе с бюрократией за здоровье своих детей.

Галина Свириденко три года добивалась, чтобы государство признало: в болезнях её сына виновен Чернобыль. 15-летний Денис — инвалид, у него патологии слуха и позвоночника.

Таких, как он, здесь много. Рождается уже второе поколение с патологиями. «Дети слабенькие, падают в обмороки, бывает, у них отказывают ноги или зрение, выпадают волосы…» — говорит Оксана Инашевская, одна из лидеров «Совета матерей».

В Брянской области живут бедно, особенно на селе. Десять-двенадцать тысяч рублей — это ещё хорошая зарплата. Выживают люди как могут, за счёт подсобного хозяйства, ягод и грибов, которые собирают в лесах. За счет того, что на загрязнённой радиацией земле становится смертельно опасным.

© Лиза Удилова / Greenpeace

В центральной больнице Новозыбковского района мы говорим с хирургом Виктором Алексеевичем Ханаевым. «В первое время после аварии люди боялись, прислушивались к рекомендациям врачей и власти. Однако невозможно бояться долгое время и невозможно сельскому жителю, даже жителю райцентра, отказаться от даров природы и продуктов огородов полностью. Особенно если чернобыльская компенсация — мизерная, не покрывает даже прожиточного минимума», — сетует он.

Люди опять пошли в леса за грибами и ягодами, стали держать скот… Охотники добывают радиоактивную дичь. Что особенно тревожно, никто в стране не застрахован от того, чтобы радиоактивные продукты попали к ним в дом. Заражённые грибы и ягоды идут на продажу в другие регионы.

Злынка
Зона проживания с правом на отселение
(до 2015 года – зона отселения)

Наш собеседник Александр Говоровский, юрист Злынковского лесничества, бьёт тревогу: радиоактивная древесина распространяется по стране без всякого контроля.

В лесах у Злынки кипит жизнь: идёт заготовка древесины, дров, березового сока. Оборудованы места для пикников. И это пугает: уровень радиации здесь — 43 кюри на квадратный километр, это должна быть зона отчуждения, как в Припяти.

© Лиза Удилова / Greenpeace

В этих краях леса заготавливают немало, продают по всей стране. Местные рассказывают, что и на олимпийскую стройку в Сочи древесину везли.

Гринпис взял пробы: строительная древесина, отобранная на лесопильном заводе в Новозыбкове, содержала более 6000 Бк/кг цезия-137, что в разы больше предельно допустимого уровня (предельно допустимая активность по цезию-137 для древесины, используемой в строительстве — 370 Бк/кг).

«Я обращался во все службы. Прокуратура подтвердила высокое содержание цезия. Но никто ничего не предпринимает из-за пробела в законодательстве: ни у одной из служб нет полномочий контролировать распространение радиоактивной древесины», — возмущается Александр.

Старый Вышков
Зона отселения

В лесничествах хорошо знают и о другой чернобыльской беде: пожарах. Леса никогда не очищали, здесь остались все те радиоактивные частицы, что выпали в 1986 году. При пожарах они с пеплом поднимаются в воздух, разносятся ветром.

«У нас громадные залежи сухостоя, я называю это атомной бомбой с запалом. Потому что в любой момент начнется пожар, и достанется не только нам, а всем, в чью сторону ветер подует», — предупреждает Людмила Комогорцева, бывший депутат Брянской областной Думы.

Апрель. Снег едва сошел, а мы уже чувствуем запах гари.

Пожарная команда Гринпис в который раз выезжает на борьбу с огнём. Но здесь, в зоне загрязнения, это далеко не всегда возможно: уровень радиации местами так высок, что никакая защитная одежда не спасает.

Государство тоже часто не в силах справиться с огнём. В прошлом году Гринпис понадобилось два месяца, чтобы заставить власти потушить здесь торфяник.

© Лиза Удилова / Greenpeace

Старые Бобовичи
Зона проживания с правом на отселение
(до 2015 года – зона отселения)

«Я жила здесь же в новом доме в начале 90-х, с маленьким ребёнком. Приходит ко мне дозиметрист, меряет, и говорит: “Вы знаете, что здесь находиться нельзя? Уровень радиации в доме выше, чем снаружи”», — вспоминает Наталья Валентиновна Кундик, депутат районного совета. Во время аварии дом строился, стоял без крыши, все осадки стекали внутрь. Наталью Валентиновну сразу же переселили.

© Лиза Удилова / Greenpeace

В прошлом году власти перевели Старые Бобовичи, как и сотни других посёлков по всей стране, из зоны отселения в «более чистую» зону проживания с правом на отселение. Это значит, что здесь теперь можно вести сельское хозяйство без всяких ограничений. А жители посёлка лишатся значительной части соцподдержки. Люди возмущены.

Наталья вместе с другими 52 жителями Брянской и Рязанской областей решилась на смелый шаг — обратилась в Верховный Суд с требованием отменить сокращение зон. Суд требование отклонил, но люди не сдаются, намерены оспаривать.

У России, Украины и Беларуси есть общая беда: атомная трагедия, которая продолжается до сих пор. Ни в одной из стран правительства не способны вернуть людям их прежнюю жизнь и здоровье, возместить утраты. Власти и атомный бизнес, напротив, стремятся снять с себя обязательства, лишить людей и той мизерной социальной поддержки, которая пока есть. Высокую цену за «мирный атом» платят не правительства, не компании, а простые жители, и они будут платить её ещё не одно поколение.

Мы просим вас отправить письмо премьер-министру Российской Федерации с просьбой сохранить помощь пострадавшим от атомной катастрофы и не вкладывать бюджетные средства в новые чернобыли.

Фото © Денис Синяков / Лиза Удилова / Игорь Подгорный / Greenpeace
Авторы текста — Андрей Аллахвердов, Мария Фаворская

Источник: greenpeace.org