Германия: групповой захват в бассейне

Я в муниципальные бассейны не хожу, мне идея не очень понятна, хотя многим они нравятся. Одна женщина восторгалась – во Франкфурте огромный городской бассейн, там днем бывает много народу, а если рано утром прийти – никого!

Она обожает городской бассейн по утрам, а я даже малейшего представления не имею, где он находится. У моего спортивного клуба есть филиал на шумной центральной улице, там закрытый бассейн. Я два года назад, еще до начала циркулирования огромного количества непроверенных слухов по поводу нашествия беженцев в страну, решила, что плавание необходимо, отправилась туда, и… В общем, первый и последний раз отправилась, так вышло.

Вольница там и пар от воды коромыслом, количество собравшихся неимоверное, кто ныряет, кто плывет, а какой-то мужик, с виду турецкий подданный, на топчане (зима, бассейн в помещении) обнаженным возлежал. Хлипкое полотенце рядом с детородным органом присутствовало, но скорее для отвода глаз. Ну и вообще, пыхтение вокруг и сопение, бесконечные плевки в воду, я менеджеру на турецкого подданного пожаловалась – как и купальщицы из Бонна и Кельна (http://www.dw.com/en/german-town-bans-refugees-from-swimming-pool/a-18982873), и больше туда ни ногой.

Криминала, конечно, никакого – ну, голый, ну эксгибиционист, должно быть, но бассейны для хорошего самочувствия предназначены, а не для поисков истины, что там можно, а что нельзя.

Но без криминала в бассейне не обходится. В заметке журнала Bild (http://www.dw.com/ru/bild-в-фрг-участились-случаи-сексуальных-домогательств-в-бассейнах/a-19375979) сказано, что «по большей части мигрантами» активно применяется метод кругового окружения жертвы. В открытых бассейнах, один из которых так мил моей знакомой.

«В круг» – тот же способ, что и во время печально известной Кельнской ночи. В общем, я не буду ничего утверждать об опасности купания в бассейнах в связи с увеличившимся количеством чужестранцев, это слухи и разговоры в основном. Но, как я уже говорила, циркулируют. И циркулируют постоянно.

Но вот такую штуку как «групповое окружение заранее намеченной жертвы» я не в теории знаю, однажды пришлось испытать на себе. Это страшно, и ничего нет страшней такого рода нападений. Потому что секунду назад вы вписаны в социум, у вас есть имя и фамилия, какие-то дела и заботы в голове, вы куда-то должны успеть, а сейчас вы стоите на трамвайной остановке посреди бела дня и большого города, пусть и на окраине, – и вот, как в моем конкретном случае, вас окружила группа подростков со стальными взглядами, и во взглядах этих разное читается, но уж никак не стремление хоть в какой-то степени вас пощадить. Звериные взгляды, вы с этого момента не человек, вы чучело, рабочий станок для банды, жадно предвкушающей удовольствие – слышать ваши крики, мольбы о помощи, наблюдать ваше унижение, страдания, растерзанность, и в конечном итоге свидетельствовать то, как ваша личность перестанет существовать. Некая масса искромсанной плоти, даже если дыхание все еще теплится.

Мне было лет двадцать с небольшим, бежевый широкий плащик по моде, и рядом, совсем рядом конечная станция трамвая, полседьмого вечера и майский день, еще светло. Но я в кольце изголодавшихся юных волчат, внезапно, неизвестно, откуда они взялись, и мои попытки привлечь к себе внимание окружающих безуспешны. Люди на остановке есть, но они отворачиваются от меня. Во-первых, они ни меня не знают, ни пацанов. А может, я одна из их группы? Мало ли таких цыпочек шляется, с виду приличные, а там… А может, у них свои разборки? А может, мы просто разговариваем душевно так?.. Это во-вторых и в-третьих.

Люди на остановке понемногу отодвигались от меня, перепуганной, бледной, я ростом повыше волчат была, слегка возвышалась. Там же шпана, а шпана – самые безжалостные. Не то, что я об этом знаю, по взглядам их поняла – и манера, с которой они произносили: сейчас ты тихо пойдешь с нами в переулок, тихо и без шума, сама пойдешь, а то здесь и останешься. И уверенный матерный хлёст после каждого слова. Но я не вслушивалась, автоматически просчитывая способы бегства, я отвлекала их какими-то словами и предложениями, громко рассказала, что беременна и на шестом месяце, да ну что вы, мальчики, это же грех.

Про беременность выдумка, их это не смягчило, даже наоборот, разожгло. Раззадорило. Впрочем, какой-то диалог про материнские мои ожидания произошел, короткий, но достаточный для того, чтобы я углядела щелку в их кольце и метнулась в нее со всего размаха, крепко прижимая полы разлетающегося плаща, чтобы не ухватили. Вырвалась из окружения, сломя голову понеслась на другую сторону окраинной площади, там кто-то остановил такси, и уже собирался в него сесть. Но я успела, я заняла место рядом с водителем, и тихо распорядилась тоном, не допускающим возражений: едем прямо и быстро! Гони, там бандиты позади, волки!

Таксист ничего не понял про волков, но вид у меня был такой, что основную мысль донесла результативно. Мотор взвыл, и мы сорвались с места. Несостоявшийся, ничего не уразумевший пассажир кричал что-то вслед, я не слышала, я слышала только слова, они в мозгу пульсировали: отбой, все это кончилось, я уцелела!

И только потом заплакала, наконец. Всю дорогу до дому ревела от ужаса, а скорее, напряжение слезами выходило, постфактум. И кровищи было бы там, в безлюдном переулке, если бы затащили меня. Ножики они уже рядом с остановкой показывали, небольшие лезвия сверкали молниями, как и их омерзительные, предвкушающие глаза.

Вот эти глаза и лезвия помню отчетливо.

Как-то вырвалась.

Как – и сейчас не пойму. Отчаянная была, сходу концентрировалась. Наверное.

С тех самых пор и знаю – страшней вот этого «захвата группой» нет ничего. Жертва, попавшая в такое кольцо, совершенно беспомощна. Со стороны непонятно, что в этой «группе» происходит. И насилие совершается во мраке замкнутого адского круга, оттуда не выскочить, не спастись.

Мне просто повезло. Или инстинкт выживания мощный. Сработал в нужный момент.

Я когда слышу об этих «захватах группой» – в сознании возникают не эпизоды из фильмов, не случаи, описанные в литературе широко и разнообразно. Помню себя на той трамвайной остановке – средь бела дня, в светлом широком плащике.

Ужас и господи не приведи. Если не сбежать – то как они живы после этого? И ведь на ровном месте, ни за что ни про что, случилось. И не сочувствует никто, слова какие-то говорят, равнодушные, лишние.

Не знаю, чтó вымысел насчет поведения беженцев в Германии, а что правда. «Захваты группой» имели место только на Кельнском вокзале в ту новогоднюю ночь? или в городских открытых бассейнах весной и летом тоже случаются варварские нападения?.. Гневные речи левых в Бундестаге, тексты и опровержения, слухи и разговоры, разговоры.

Но крепко связались разговоры эти с давним моим воспоминанием.