Кофе по-турецки

Юрий Фридман-Сарид

В разведке одно неверно сказанное слово может стоить жизни. И на зоне – тоже. Почему и сказано мудрецами и паханами всех великих учений: фильтруй базар. Потому как и в обычной нашей жизни одно слово может повернуть эту самую жизнь в ту или другую сторону. Или, наоборот, – не повернуть…

Москва, 70-е. Расцвет эпохи застоя.

Мальчик. Русский мальчик из нормативной интеллигентной московской семьи – ничего особенного по московским меркам. Но – со светлейшей головой мальчик, любознательный и усидчивый. Что и приводит его – через победы на школьных олимпиадах –сначала к честно заработанной в школе золотой медали, а затем и на престижный факультет Московского университета. И без какого-либо блата, все по-честному. Благо мальчик еще и комсомолец, само собой, и где-то даже активист. Все успевает. Еще и начитанный, спортивный и недурен собой. Всесторонне развитая личность.
Девочка. Единственная дочка в известной московской армянской семье. Укорененные московские армяне. Папа по торговой части. Не высшая лига, но весьма и весьма достойного уровня. С деньгами и, естественно, – с многочисленными связями и знакомствами. Что и обеспечивает принцессе: сначала – прекрасное воспитание и образование – музыка, танцы и языки, а затем – и поступление в Московский университет. Не на самый престижный факультет, но в данном случае факультет значения не имеет. Поскольку работа по окончании университета девочке не планируется: замужество, дом и семья. По понятиям. Тем более, что девочка еще и красавица, все при ней. Принцесса. А диплом университетский – тоже по понятиям. Статус. Положение обязывает.

И тут случается у мальчика с девочкой студенческая любовь. Курсе на третьем. В читальном зале пересеклись, как же иначе. Деталями утомлять не буду: в мировой литературе тема многократно обсосана, разжевана и переварена. Читайте классиков. Взгляды, прикосновения, вздохи на скамейке и тайные встречи – законченный цикл. (Принцесса хотя и под контролем неусыпным, но учеба в университете уж очень много времени требует, иной раз и с подругами допоздна. Домой на такси, так что можно не волноваться). И через заданное в программе время начинают уже влюбленные планы строить на дальнейшую совместную жизнь, поскольку «нам не жить друг без друга», – и даже какие дети в процессе этой самой жизни у них получатся. А дети должны были, по законам уже реабилитированной советской властью генетики, получиться замечательные: он – блондин голубоглазый, несколько даже арийского типа, и она – с армянскими-то черными глазищами и роскошными волосами. Мечты, мечты…

Время идет к диплому, и пора начинать для нашей принцессы подбирать принца. Чтобы по окончании университета – под венец. Зачем время тянуть? Семья, хотя уже и не в первом поколении московская, но довольно-таки патриархальная, и весьма и весьма национально-ориентированная. То есть: дома – только армянский язык, при том, что по-русски говорили без малейшего акцента, с московским аканьем. Армянские традиции, праздники и траурные даты, включая, естественно, 24 апреля, День геноцида армян. (Погибших в семье, как и у всех армян, хватало – и по отцовской, и по материнской линии). Регулярные поездки в Армению к многочисленным родственникам и, соответственно, прием родственников у себя. Не говоря уже о ближнем круге общения, состоящем, в основном, из таких же успешных семей московских армян. И то, что девочка выйдет замуж за армянина, считается настолько само собой разумеющимся, что даже не обсуждается. Так что список потенциальных женихов, подходящих по родословной, возрасту и экстерьеру, своевременно составлен, утвержден и в один прекрасный день предъявлен девице для ознакомления и окончательного выбора. Времена либеральные, принцессы сами имеют право решать, за кого идти замуж.  

Тут все и происходит. Девица разражается рыданиями, рвет список в мелкие клочки и сообщает потрясенным родителям, что ни за Ашота, ни за Тиграна она замуж не пойдет, потому как есть у нее любовь – большая, чистая и на всю жизнь. Уже и не платоническая. И девица – не девица, и любимый – не армянин…

Шок. Шок и траур. По-армянски, то есть с криками, проклятиями, клятвами зарэзать негодяя и разбиванием всей имеющейся в наличии посуды – от дефицитного чешского стекла до фамильного хрусталя и антикварного фарфора. Подчистую.

Как учат психологи, вслед за отрицанием и гневом приходит осознание и принятие. (А у особо продвинутых – смирение и даже благодарность за испытания, ниспосланные свыше). Принцессу, за отсутствием башни, запирают в квартире, –  под неусыпным наблюдением и без права пользования телефоном (в университет сообщают, что заболела); когда осколки посуды, перемешанные с вырванными с корнями отцовскими и материнскими сединами, подметены, – собирается семейный совет. Узким составом, с двумя-тремя особо доверенными родственниками, – иначе слухов не избежать. На совете, – после нескольких часов обсуждения и распития из новых, срочно купленных бокалов, пары бутылок армянского коньяка «Двин», – принимается мудрое и логичное решение: в кратчайшие сроки перевести падшую дочь на соответствующий факультет Ереванского университета. Естественно, с ее переездом в стольный город Ереван, благо все необходимые связи и возможности к тому имеются в наличии. С каковым решением и ознакомляют выпущенную из-под замка заключенную. Нераскаявшаяся же грешница, осунувшаяся, с черными кругами под глазами, – ничего не ела все это время, – спокойно сообщает, что, если ее разлучат с любимым, –  наложит на себя руки. После чего поворачивается и уходит в опочивальню. Но говорится это настолько убедительно, что и Станиславский поверил бы, – не то, что родители.
И папа с мамой – верят. Доченька единственная, больше Бог не дал. Любимая. Все для нее… Смирились.

Ереванский вариант вариант закрывается окончательно и бесповоротно. Девочке разрешают вернуться в университет, а мальчик… мальчик получает официальное приглашение в дом. С родителями знакомиться. Предстать, так сказать, пред черны очи. Папа по своим многочисленным каналам о нем справки наводит – в том числе и по кагебешным. (Потому как чекисты тоже люди, и ничто человеческое им, в определенных рамках, не чуждо. Включая потребность в дефицитных, даже при их возможностях, товарах). И вся информация сугубо положительная – плохого слова никто не сказал. Замечательный совершенно молодой человек, талантливый и очень даже перспективный. С более чем вероятной  перспективой красного диплома и с хорошими шансами на последующую работу за границей – мечта советского человека. Всем хорош мальчик, только вот не армянин.

…Пропустим несущественные подробности. Итак, мальчик, едва переживший весь этот кошмар, – в гостях. Сутки не спал, в новом костюме, при галстуке, в полуобморочном состоянии…  ну, вы же понимаете. В дверь позвонил секунда в секунду в назначенное время – пришел, конечно, заранее, минут сорок вокруг дома круги нарезал с букетом в руках. Кроме папы, мамы и любимой – весь семейный совет в полном составе, все, кто в курсе. Со стороны все-таки виднее, да и парень себя свободней чувствовать будет.
Принимают его радушнейшим образом, несмотря на все привходящие, так сказать, обстоятельства, – гость! Мальчик уже понял, что рэзать его точно не собираются, по-крайней мере, в этот визит. Расслабился, пару анекдотов рассказал – и в тему, и смешные. Посмеялись, переглядываются одобрительно. Хозяйка, теща будущая, к столу приглашает.
А у армян, если кто не знает, принято перед обедом кофе подавать. И спрашивает хозяйка, какой кофе предпочитает гость. А мальчик, который, как нормальный русский человек, воспитан в чайной культуре, а не в кофейной, решает показать, что не лыком шит и пивал не только дефицитный растворимый. И отвечает вежливо: «Мне – по-турецки, если можно!».
Без всякой задней мысли. Просто потому, что для русского кофе, сваренный в медной джезве на горячем песочке, – снятой вовремя, как только начала подниматься ароматная пеночка, – это кофе по-турецки. И никак иначе. Некоторые и слова такого – «джезва» – не знают. Турка и турка.
Повторяю: кофе по-турецки. В армянском доме, за армянским столом, – кофе по-турецки…

…Принцесса не наложила на себя руки и не перевелась в Ереванский университет – просто взяла на год академический отпуск и уехала к родственникам в Армению. А, вернувшись, закончила учебу и вскоре после защиты диплома вышла замуж. За Ашота или Тиграна, точно не помню. Мальчик через какое-то время тоже женился: неженатых специалистов на работу за границей не выпускали.