Конспирология – удел лузеров

Редкая президентская кампания в Соединенных Штатах проходит без аккомпанемента конспирологических теорий. Нынешняя предвыборная гонка, по мнению многих, судьбоносная в истории страны — не исключение. Чем больше поставлено на карту, тем выше социальный стресс, являющийся, как считают некоторые психологи, питательной средой конспирологии.

Оказывается, у Хиллари Клинтон не воспаление легких, согласно врачебному анамнезу, а болезнь Паркинсона, которую ее помощники скрывают, показывая народу двойника кандидата Демократической партии.

Барак Обама, утверждал до самого последнего времени кандидат республиканцев Дональд Трамп, не родился в США, поэтому президентом по закону быть не мог, о чем Клинтон знала, но молчала, в силу чего тоже не вправе избираться главой государства.

Большинство, причем подавляющее, 87 процентов уверены, что ноябрьские выборы отменены не будут и что пройдут они вполне честно, 5 процентов думают наоборот, а 8 процентов не имеют на сей счет определенного мнения.

«Эти 8 процентов, которые «затруднились ответить», будут выборы отменены или нет, нам политологам как раз наиболее интересны», заявляет профессор университета Майами Джозеф Усинский, соавтор книги American Conspiracy Theories, «Американская конспирология».

Конспирология, особенно политического извода, – модная ныне тема в научных кругах. «Я выросла в Турции, – пишет на страницах New York Times профессор университета Северной Каролины Зенеп Туфекджи, – и, честно признаться, не разделяю иронично-высокомерного отношения коллег к падкости моих земляков на разнообразные теории заговоров.

Элиты в Турции и на Ближнем Востоке, в целом, очень скрытны, они не имеют привычки раскрывать принимаемые решения. Иностранные державы издавна тайным образом вмешиваются в дела региона. Независимые средства информации, призванные отсеивать вымысел от правды, у нас в редкость. Уровень доверия  людей к власти, да и к друг другу тоже, весьма низкий, что и порождает в обществе всевозможные завиральные идеи о том, что творится в умах правителей и их подданных, как отечественных, так и чужестранных». Словом, на  память приходит старый афоризм: даже если человек — параноик, это не значит, что за ним никто не следит.

«Конспирология есть жалкий всход на куцой делянке, которую обрабатывают те, у кого нет шанса изменить свою жизнь к лучшему, а потому они ищут смысл происходящего в происках неуправляемых высших сил. От бесконечных вопросов cui bono, кому это выгодно, можно сойти с ума». Таким образом обозреватель New York Times Роджер Коэн просуммировал свой многолетний опыт общения с ливанцами, иракцами, персами.

Эта гипотеза о социальных, нежели индивидуально — психологических, корнях конспирологии близка моему собеседнику Джозефу Усинскому.

– Так когда же, спросил я его, предположение, что Барак Обама может скрывать правду о месте своего рождения, перестает быть спекулятивной догадкой и превращается в навязчивый заговорщицкий фантазм?

– Это сложный вопрос. Давайте обратимся к генезису этого слуха. Возник он в ходе первой президентской кампании Обамы. И почти сразу оброс признаками конспирологии так, как я ее определяю.

Первый и главный из них: горстка людей плетет интриги в угоду собственным своекорыстным интересам и в ущерб интересам общественным.

Второй признак: наши институты, должные стоять на страже истины, на самом деле продажны и подыгрывают заговорщикам, в данном случае – отказываются разоблачать факт подделки обамовской метрики, в которой ложно утверждается, что он появился на свет на Гавайях, а потому является урожденным американцем.

Третий признак: конспирологи направляют острие своих теорий против отдельных лиц, организаций, групп населения, чья относительная роль в обществе, степень влияния на него растет быстро и зримо, что мы прекрасно видим на примере Обамы.

До него в ходу были теории про то, что Буш-младший, его вице-президент Чейни и манипулирущая ими зловредная компания «Халибертон» втянули Америку в войну против Саддама Хусейна, дабы прибрать к рукам иракскую нефть.

Но эта теория исчезла, как только Буш ушел и на политическую арену вышел Барак Обама.

–  Какова, по-вашему, средняя продолжительность жизни типичной конспирологической теории?

– Точно сказать трудно, поскольку подобными подсчетами никто не занимался, но, на мой взгляд, очень не большая.

История Америки знает великое множество такого рода теорий, однако лишь единицы из них сохранились по сей день; остальные испарились. Да и количество адептов у среднестатистической теории заговора мизерное. Ошибочно судить о живучести типичного образца конспирологии по «срокам жизни» образцов исключительных.

Всего лет шесть назад в интернете широко циркулировали слухи, что Барак Обама приказал подорвать плавучую буровую установку Deepwater Horizon в Мексиканском заливе, ибо добыча шельфовой нефти мешала продвижению поднятых им «зеленых энерготехнологий».

Сегодня об этом практически никто не вспоминает.

Неверно отождествлять конспирологические теории с массовым помешательством; они не есть форма паталогии, констатирует наш собеседник. Их приверженцы не воображают себя Иисусом Христом. Огромные массы людей верят хотя бы в одну теорию заговора, очень многие — больше, чем в одну, но подавляющее большинство из них абсолютно здоровы и не отвергают научный подход к постижению действительности как таковой.

Возникновение конспирологических теорий во времени и пространстве профессор Усинский объясняет сдвигами в степени влияния на общество разных социальных групп.

Тех, кто приобрел влияние недавно, подозревают в неспособности противостоять соблазну злоупотребления вновь обретенными возможностями. И наделяют злыми намерениями. Поэтому, например, первейшей мишенью конспирологов в Америке является сегодня класс интеллектуалов.

–  Конспирологическая теория пытается раскрыть смысл конкретного обстоятельства или события, научная же теория претендует на единое, систематизированное объяснение разных обстоятельств и событий. Несколько утрируя, я бы сформулировал разницу между ними следующим образом: задача ученого — объяснить как можно больше с помощью минимального количества допущений, конспиролог же привлекает максимальное количество допущений ради объяснения минимального числа явлений.

Команда профессора Усинского в ходе работы над книгой American Conspiracy Theories провела много социологических опросов. Некоторые их результаты очень любопытны.

Так, вопреки расхожему мнению, конспирологи не являются экстремистами, они не сосредоточены на полюсах политического спектра. Скорее наоборот, они политически пассивны, из-за недоверия к институтам власти голосуют слабо, избегают политических споров, в силу чего их взгляды костенеют; у них нет стимулов переосмысливать свои представления об устройстве общества и причинах его изменений.

– Является ли марксистская теория классовой борьбы разновидностью конспирологии?

– Если взглянуть на нее под определенным углом зрения, то да. Возьмем соперника Хиллари Клинтон по президентской гонке социалиста Берни Сандерса или его коллегу в Сенате массачусетского демократа Элизабет Уоррен. Они утверждают, что люди, относящиеся к одному проценту самых богатых американцев, вступили в заговор и переустроили экономическую и политическую систему страны так, чтобы иметь возможность извлекать из нее максимальную выгоду, попутно эксплуатируя остальные девяносто девять процентов населения.

Основываясь на моем определении, это теория заговора в чистом виде: меньшинство келейно сговаривается с целью продвижения своих интересов, противоречащих интересам большинства.

Вот еще несколько примеров того, что выяснила команда Джозефа Усинского: вопреки утверждениям конспирологов, что им ведомо, кто и как манипулирует биржей, ценными бумагами они не торгуют, хотя могли бы, казалось, сказочно разбогатеть, и являются менее состоятельными людьми, чем те, кто играет на бирже, ни в какие заговоры не веря.

Конспирологов мало в госаппарате, в армии и в финансовой индустрии, их непропорционально много в строительном бизнесе и среди вспомогательного персонала системы здравоохранения.

– Несут ли они опасность обществу?

– В целом, нет, хотя имеют тенденцию на словах, если не на деле, солидаризовываться с теми, кто готов прибегать к насилию против государственных институтов.

Количество гуляющих в стране в каждый данный момент вымыслов о кознях власть имущих поразительно устойчиво, оно не увеличилось вместе с развитием современных средств коммуникаций, включая интернет; социальные сети столь же благоприятствуют зарождению таких теорий, сколь и губительны для них.

Более того, с конца 60-х годов прошлого века крупномасшабных заговорщицких выдумок стало меньше, и только как бы в порядке восстановления равновесия расплодились благодаря интернету фантазии — однодневки.

Не абсурдно было бы предположить, что распространение слухов о сговорах элит коррелирует с экономическими бедами, в частности, с усиливающимся материальным неравенством, но социологические анкеты этого не подтверждают.

Порой теории заговоров выступают как защитный механизм, служащий общественно полезным целям: достаточно вспомнить, что расследование Уотергейтского скандала начиналось как классическая конспирология.

В принципе же, следуя гипотезе профессора Усинского, теории заговоров взаимно нивелируются, являясь нормальным спутником открытого, динамично развивающегося общества, в котором постоянно работает социальный лифт, поднимая одни группы населения и приспуская другие.

–  Все актуальное, злободневное, все, что муссируется в новостях, неизбежно становится предметом внимания конспирологов. Новость — это лишь спусковой крючок, запускающий их воображение. Здоровье Хиллари Клинтон — прекрасная тому иллюстрация. У этих людей явная предрасположенность к тому, чтобы всюду видеть заговоры. Врожденная эта предрасположенность или приобретенная, мы пока не знаем, наука совсем недавно занялась этой проблематикой. Я лично склоняюсь ко второй версии.

Повторю то, что было сказано выше: конспирологических теорий существует столько, что если хорошо копнуть, то окажется, что все мы верим в хотя бы одну из них; многие верят почти во все, и большинство — в несколько.

Чем богаче человек и образованнее, тем менее он падок на всякие комплоты, поэтому в научно-преподавательской среде такие настроения сравнительно редки. Но необходимо подчеркнуть: только сравнительно, в среднем, в тенденции.

–  Что показывают ваши исследования: есть ли разница в предрасположенности к конспирологии у различных расово-этнических групп? Или отличия в том, в какие заговоры верят различные группы? Население разных стран?

– Люди подозревают в заговорах те группы населения, которые они не любят, которым не доверяют и которых считают чрезмерно влиятельными. Естественны поэтому, что точки сосредоточения злонамеренности будут разными среди разных групп внутри одной страны, равно как и между странами.

В Америке республиканцы не любят демократов и инкриминируют им всевозможные плутовские замыслы. И наоборот. Радикальные феминистки не любят мужчин и полагают их заговорщиками. Попутно замечу, что статистически значимых различий в  склонности к теориям заговоров между полами мы не обнаружили. Конспирологические теории белых американцев не совпадают с таковыми среди темнокожих. Последних исторически дискриминировали полицейские и врачи, и именно они по-прежнему навлекают на себя несоразмерно большие подозрения афроамериканцев. Рискну предположить, что одна закономерность, которую мы выявили внутри Америки, верна и в международном разрезе: среди тех, кто считает, что их жизнь удалась, среди победителей или инсайдеров, конспирологические настроения встречаются куда реже, чем среди тех, кто страдает низкой самооценкой и причисляет себя к аутсайдерам, неудачникам, лузерам.

У теорий заговоров, по-видимому, есть также универсальная терапевтическая ценность: они снимают с нас ответственность за отрицательныые явления, происходящие в мире, и перекладывают ее на тех, кто нам не нравится.