Лужа и небо

Я не был на официальном фестивальном показе фильма «Рома». Как пишут репортеры, освещавшие премьеру, когда фильм закончился, зал в едином порыве встал и две минуты аплодировал режиссеру Альфонсо Куарону. Это много – две минуты. Я смотрел фильм дважды – сначала в Торонто, затем в Нью-Йорке. И оба раза на пресс-просмотрах. И оба раза журналисты устроили фильму овацию. Не засекал время – две, три, четыре минуты длились аплодисменты, – но даже если одну минуту, для прессы это много. Журналисты скупы на позитивные эмоции, и такой единодушный порыв о многом говорит.

В Нью-Йорк картина 56-летнего мексиканца прибыла уже увенчанная главным призом Венецианского кинофестиваля и под непрерывный «базз» об ожидаемом успехе на предстоящей оскаровской церемонии. Мало у кого из критиков вызывает сомнение, что испаноязычная лента получит номинацию в категории «лучший фильм на иностранном языке». И с каждым днем все больше голосов в поддержку предположения о других ключевых номинациях.

Отложим пока разговор о призах и признании. Поговорим о том, что мы увидели на экране. Начнем с того, что фильм черно-белый. Это важно, потому что это фильм-воспоминание. Куарон вырос в зажиточном квартале Рома мегаполиса Мехико, столицы страны, в начале 70-х годов. Собственно, это его семья показана в фильме. Ну почти. Доктор Антонио, отец, паркующийся филигранно точно на тесном драйвее у их просторного дома с множеством комнат. Он врач, ученый, уважаемый в своем кругу, мотающийся по командировкам. Его жена София, гуманитарий и технарь в одном лице, тащит воз семейных хлопот, ведь у пары четверо детей самого резвого возраста, три мальчика и девочка. А еще в доме живут Тереза, мать Софии, и две молодые служанки из индейской деревни, подружки Клео и Адела.

Итак, черно-белое кино о детстве, ведь протагонист и расcказчик это один из мальчиков, а может, это композитный образ, сотканный из черточек всех братьев. Черно-белое кино это как будто книжка-раскраска, где контурами намечены предметы, одушевленные и неодушевленные, а ты, зритель, волен представлять их в любых красках. В этом смысле черно-белое кино цветней самого цветного. И корректней, честней и изящней самого цветного, в котором всегда есть перекос либо в колористическую интенсивность, либо в колористическую блеклость. Не случайно, черно-белую оптику боготворили такие чародеи киноискусства, как Алексей Герман, Робер Брессон и Кира Муратова.

Действие развивается неспеша. Мы должны вжиться в рутину каждодневного бытия этой шумливой и, кажется поначалу, вполне дружной семьи. Рутина обозначается повторяемостью. Бабушка воспитывает внуков. Мама отчитывает служанок и строит планы отпуска. Служанки моют посуду и шушукаются о своем девичьем. Детишки самозабвенно играют в железную дорогу и канючат у родителей мороженое. И постепенно мы обживаем и этот большой дом, и этот узкий драйвей, на котором видны черные комочки – засохшие какашки веселого, неугомонного и санитарно необразованного пса, любимца детишек. Драйвей ненавязчиво сигнализирует о небрежности служанок, которым на собачьи фекалии пеняют хозяева. Он также в какой-то момент сообщит нам о том, что не все ладно в этом зажиточном мексиканской королевстве. Это когда София в состоянии стресса грубо паркует машину, задевая ее боками и зеркалами бокового вида облицовку каменных стен.

Впрочем, тема семейного разлада, при всей ее важности, окажется на втором плане воспоминательной элегии Куарона. А на первый план постепенно выйдет служанка Клео – с ее неутомимой хлопотливостью, с ее нескладным романом с неистовым любителем боевых искусств Фермином, с ее еще более несчастной беременностью, с ее беззаветной любовью к детишкам Софии, к которым она привязалась так, что не отвязаться.

Многим вспоминается Феллини, «Амаркорд». Ну да, нежная, до слез, поэтизация голопузого детства, тактильное ощупывание самых дорогих моментов, которые не вернуть, сладкая, порой терпкая мифологизация. Да, это близко. Но как параллельные хайвеи, которые все же, в точке развязки, начинают расходиться самым критическим образом, «Амаркорд» и «Рома» делают акцент на очень разных вещах.

Феллини в «Амаркорде» – апологет самого себя, его детство и отрочество, его пубертатные комплексы, его познание мира и себя в нем – это сверхценность, художнический эгоизм самого высшего разряда. Все крутится вокруг себя любимого.

Куарон куда скромнее. Он деликатно отодвигает себя на второй, а то и третий план. Его решение поставить во главу ретродрамы неграмотную простую крестьянку из индейской деревни – это, конечно, концептуальное популистское решение, сродни тому, какое принял в свое время молодой Кончаловский, городской интеллигент-либерал, рассказавший нам щемящую историю простой крестьянской девушки Аси Клячиной в своем лучшем фильме.

Ключевой эпизод в фильме Куарона – поездка Клео к любовнику Фермину в пригород, разительно отличающийся от благопристойной, уютной Ромы. Это беднейший бидонвиль с халупами из досок и картона. Клео и другие пассажиры автобуса, как в Черемушках 60-х, идут через разливанное месиво грязи по узеньким, хрупким мосткам.

И лужи. О, эти грандиозные мексиканские лужи, которым наша прославленная миргородская лужа в подметки не годится (простите за игру слов). В этих лужах отражается высокое жаркое небо и горькая, беспросветная нищета плоти и духа тех, кто вынужден каждодневно сигать через них. Негодяй Фермин, мускулистый бычок, тупой солдат полувоенной группировки, подло бежит от зачавшей от него Клео. А в мегафон слышны истерические речи в поддержку великого президента, подарившего народу грязь, лужи и стабильность, и из пушки как символ политического оргазма вылетает человек-снаряд на потеху плебсу.

Альфонсо Куарон на пресс-конференции.
Фото О.Сулькина

«Рома» – безусловно, лучшая на сей день картина мексиканца Куарона. А он, напомню, снял очень разные фильмы – хулиганское роуд-муви «И твою маму тоже», нестандартную серию про Гарри Поттера, мрачную антиутопию «Дитя человеческое» и аскетичную космическую сагу «Гравитация», за которую получил два «Оскара» – за лучшую режиссуру и лучший монтаж. Куарон, наряду с Гильермо дель Торо и Алехандро Гонсалесом Иньярриту, является членом великолепной мексиканской тройки режиссеров, удивляющим мир своими талантами.

Последний кадр «Ромы»: Клео поднимается на крышу дома. Бросится ли она вниз, не выдержав жизненных невзгод? Или попросит у неба милости и вернется к чужим, но столь родным для нее малышам?

На роль Клео Куарон взял непрофессиональную актрису Ялицу Апарисио. Она работает учительницей для детей дошкольного класса в южном мексиканском штате Оахака. И режиссер не прогадал. Она не играет, она живет в кадре. Ей веришь безоговорочно. И сострадаешь, и любуешься ее, ее природной мягкостью и скромностью. Придется Ялице учить английский – мировая пресса ее атакует как звезду, которая родилась.