Юрий Фридман-Сарид
Где большая толпа стояла,
Там ходила по улицам нашим
Королева Непала, королева Непала
Ратна Раджия Лакшми.
Вася, посмотри, – какая женщина!
Вася, ведь она стройнее кедра.
Вася, ну зачем она обвенчана
С королем по имени Махендра?
(Королева Непала.
Старая бардовская песня)
В 1958 году Советский Союз посетил, как принято писать, с официальным визитом, – король Непала. Простых советских людей доброй воли этот визит возбудил чрезвычайно. Во-первых, холодная война была в разгаре, железный занавес стоял несокрушимо, отгораживая страну от растленного влияния Запада, и СССР никто из забугорных паханов не посещал. Кроме шестерок из других бараков родного соцлагеря, разумеется. Во-вторых, приехал не президент какой или премьер, а самый что ни на есть настоящий король, да еще из такой далекой и экзотической страны , как Непал. И, в-третьих, приехал не один – а с очаровательной красавицей королевой, так не похожей ни естественностью поведения, ни нарядами, – на суровых каменных жен советских руководителей.
Ну, и сами имена заморских гостей завораживали: король – Махендра Бир Бикрам Шах Дева, и королева – Ратна Раджия Лакшми Деви Шах. Прошу любить и жаловать. И любили, и жаловали – особенно смуглую, белозубую королеву, чья улыбка непривычно светилась тогда на первых страницах советских газет. Чтобы полюбоваться на нее, в комнаты немногочисленных счастливых обладателей первого и единственного тогда отечественного телевизора КВН набивались не только соседи по коммуналкам – в пижамах и майках, – но и родственники да знакомые подтягивались, некоторые даже издалека. В костюмах, по такому случаю, и с гостинцами – отблагодарить за представление. Про королеву Непала даже песню в народе сложили – пару первых куплетов я поставил в эпиграф.
Мне было тогда пять лет, я был умным еврейским мальчиком, уже умевшим читать и очень этим гордившимся. Читал я, кроме положенных по возрасту Мойдодыров и Айболитов, все подряд, включая все газеты, до которых мог дотянуться (тем более, что газеты в те далекие годы использовались в домашнем хозяйстве вовсю – и как оберточная бумага, и как туалетная). Естественно, визит звездной пары не прошел мимо моего внимательного взора. Имена короля и королевы притягивали своим звучанием; я повторял их, как считалку, – и застряли они в моей девственной тогда памяти на всю жизнь. Эх, годы, годы…
А в 2000 году кривая да нелегкая охреневшей моей судьбы забросила меня из любимого Израиля через равнодушную Британию – в несоветскую уже Латвию, где я и осел, женившись на хорошей латышской женщине по имени Айя. Детали, не относящиеся к повествованию, опущу, ибо «краткость – сестра таланта», да и пишу я не роман о нескладной своей жизни, а так… зарисовочки. Скажу только, что закончила Айя в свое, – то есть наше, советское, время, – философский факультет Латвийского госуниверситета, куда и затащила меня вскоре после нашей свадьбы на встречу выпускников – повидаться с однокурсниками да похвастаться экзотическим израильским мужем. (Не то чтобы латыши никогда не видели уехавших в Израиль еврейцев – из Латвии в конце 80-х – начале 90-х уехали почти все, – просто своей привычной уже израильской непосредственностью и раскованностью поведения я слишком сильно отличался от сдержанных латвийских евреев, не говоря уже о самих латышах, – зажатых и закомплексованных. Да и одевался я не по-латвийски свободно и ярко).
И на этом вечере меня представили Профессору. Это был настоящий профессор, лет семидесяти плюс, умница и хитрюга, старательно игравший роль старого чудаковатого философа. Образ был законченным – от взлохмаченной седой шевелюры и кустистых бровей до обязательного просторного твидового пиджака, конечно же, мятого. В советские времена Профессор слегка диссидентствовал, – впрочем, в меру. Из уважения ко мне, недавно приехавшему в Латвию иностранцу, он перешел на русский язык, не забыв это подчеркнуть. Русским Профессор, естественно, владел не хуже родного латышского.
Итак, Профессор оценивающе смерил меня взглядом, и, для начала разговора, поинтересовался моим образованием и родом занятий. Услышав, что образование у меня физкультурное и что я тренер, Профессор слегка потускнел: занятие это было в его глазах совершенно неинтеллигентным, и общих тем для беседы не просматривалось. Да и внешность моя – очки, борода и отсутствие накачанных мышц, – слишком уж не соответствовали заявленной профессии. Еврей-тренер явно не вписывался в его картину мира.
Чтобы спасти положение, Айя уточнила, что я занимаюсь восточными единоборствами и, соответственно, интересуюсь восточной философией и вообще Востоком. Профессор оживился – у него появилась возможность сыграть на своем поле.
– Востоком, значит, интересуетесь, – Профессор чуть было не добавил по привычке «молодой человек», но вовремя осекся. – А не припомните ли Вы случайно, – и он хитро прищурился, – полное имя бывшего короля Непала? Он еще в Советский Союз когда-то приезжал…
Позже мне рассказали, что это была любимая «фишка» Профессора, на которой он годами «срезал» самых эрудированных студентов. Я, естественно, этого не знал. Просто – в голове у меня что-то звучно щелкнуло, и королевское имя всплыло в памяти во всей своей красе.
– Махендра Бир Бикрам Шах Дева, – без запинки продекламировал я, едва удержавшись, чтобы не пропеть его, как свою считалку из детства.
Профессор вытаращил свои голубые балтийские глаза. Он был в шоке. Впервые в жизни его его «коронка» не сработала. Да еще с кем – не с энциклопедически образованным гуманитарием, как он сам, – а с тренером по мордобою. Спортсменом. «Физкультурником». Шаблон рвался с треском.
– А королева? – с надеждой проговорил Профессор. – Как звали королеву?
– Ратна Раджия Лакшми Деви Шах, – ответил я, недоуменно пожав плечами, как будто меня спросили о чем-то общеизвестном и само собой разумеющемся. Бывшие студенты Профессора стояли вокруг, едва сдерживая смех. Айя сияла.
Профессор счастливо улыбнулся и торжественно пожал мне руку – первому встреченному им человеку, знающему, как звали когда-то короля и королеву Непала. Будь он израильтянином, он, наверное, минут пять хлопал бы меня по плечу, крича «Йа-алла!» и размахивая руками. Но он был латышом, и все свои чувства выразил этим рукопожатием.
– У Вас замечательный муж, Айя, – сказал он жене, не выпуская моей руки из могучей лапы. – Замечательный.
Мы сели за стол, и вечеринка двинулась по накатанной – тосты, воспоминания однокашников и так далее. Но весь вечер я время от времени ловил на себе непередаваемый взгляд голубых профессорских глаз.
Махендра. Эх, годы, годы…
Be the first to comment on "Махендра"