Рапсодия Рудольфа Нуреева

Бурная полемика вокруг сериала «Чернобыль» отвлекла внимание от еще одной любопытной западной премьеры на русскую тему.

«Белая ворона». The White Crow. В России фильм назвали «Нуреев. Белый ворон». Чтобы все было ясно с самого начала. Оригинальное название отсылает к ясному образу. Белая ворона это человек наособицу, ни на кого не похожий, заметный своими отличиями. Короче, чудак. А вот белый ворон не взывает прямо к этой коннотации, может быть, потому что еще бывает черный ворон. А это совсем иной образ, образ неумолимой смерти, вьющейся над жертвой, из знаменитой казачьей песни, которую многие полюбили в фильме «Чапаев». Люди поинтеллигентней помнят и другого ворона, из поэмы Эдгара По, существо сугубо мистическое.

Рудольф Нуреев был вороном во всех вышеуказанных смыслах. Чудо в перьях, мистический гений танца, над которым вился фатум в лице укороченной жизни. Именно таким его преподносит зрителям британский режиссер Рейф Файнс, гораздо более известный в качестве актера, превосходного, надо заметить. Здесь он тоже выступает в одной из главных ролей. Файнс себе отвел роль любимого педагога Нуреева в хореографическом училище Александра Ивановича Пушкина, человека предельно мягкого и воспитанного, даже, кажется, испытывающего удовольствие от самоуничижения. В первых же кадрах мы видим его в трудном диалоге с чекистом, который допытывается подробностей относительно побега его ученика-невозвращенца.

Весь фильм затем разворачивается как бы в обратном отсчете времени. Сейчас модно искривлять и запутывать хронотоп, выстраивая действие как замысловатую серию флэшбеков. Здесь этих серий три. Первая возвращает в тяжелое детство Рудика – в холодную и голодную Уфу. Этот временной пласт снят в традиции Тарковского и Германа в черно-белом формате. Второй пласт – учеба Рудика в училище, первые его шаги и прыжки на репетициях, и первые же проявления необузданного «эго», нетерпимого, колючего характера, зарождение культа Нуреева, еще совсем молодого, но уже блистательного танцовщица.

И, наконец, третий временной слой – поездка Нуреева в составе труппы Кировского балета на гастроли в Париж и обстоятельства его драматического побега на Запад.

Если в первой половине фильма эти три временных слоя чередовались в спокойном ритме, в виде вполне законченных скетчей-новелл, то затем смена декораций ускоряется. В какой-то момент монтаж становится совершенно бешеным, и кадры мальчика Руди, как бы сидящего в зале, быстро перемежаются кадрами бенефисного сценического выступления уже великого Рудольфа Нуреева.

Как указывается в фильмографии, фильм вдохновлен книгой Джулии Кавана о Нурееве. Сценарий написал известный британский драматург Дэвид Хейр.

В историях про великих людей всегда есть выбор, на чем сконцентрировать внимание, а что проигнорировать или упомянуть вскользь. Для Файнса, давнего энтузиаста русской культуры, главными оказались две вещи.

Первая – сложный характер самого протагониста. Вторая – его дуэль с советскими держимордами, завершившаяся бегством в «свободный мир».

И для первой, и для второй задачи выбор актера принципиально важен. И здесь Файнс не промахнулся. Олег Ивенко, премьер балетной труппы Татарского театра оперы и балета, не только внешне похож на своего героя. Можно констатировать совершенно точное попадание в образ. Говорят, что Ивенко столь же труден в общении, что у него, как и у Нуреева, взрывной характер. Мы видим, как растущий талант бесцеремонен и необъективен по отношению к администрации училища и театра, как он открыто грубит наставникам, как он самовлюблен и дерзок.

Это не комплиментарный портрет. Это попытка создать неоднозначный образ. Файнсу хватило понимания, что некритичное восхищение героем загубило бы идею байопика, как это случалось в кино много раз.

В этом фильме все актеры на своих местах, кастинг безупречен. Фанатов Нуреева удовлетворить, конечно, невозможно, они всегда будут говорить, что Ивенко здесь недокрутил, а там недопрыгнул. Но он в любом случае профи, и для обычного зрителя вполне хорош.

Файнс играет А.И.Пушкина как всепрощающего и кроткого ангела-хранителя юного гения. Поверить в то, что он не знает о романе временно квартирующего у него Рудика с его женой, бывшей балериной Ксенией Юргенсон (Чулпан Хаматова), невозможно. Значит, сексуальный пораженческий компонент тоже присутствует в этом клубке в духе Достоевского.

Что касается широко известной бисексуальности Нуреева, то эту тему Файнс обходит с деликатной осторожностью, что даже удивительно – ведь никакого Госкино над ним не стояло.

И, конечно, смысловой и эмоциональной кульминацией фильма становится парижская драма с невозвращением. «Искусствоведы в штатском» бдительно следят за всеми участниками труппы Кировского театра. И особенно за этим резким и непрогнозируемым Нуреевым, который норовит завести дружбу с иностранцами, нарушая все кагэбешные инструкции. Главный чекист в исполнении Алексея Морозова убедителен и по-своему даже достоин сочувствия. Он знает свое дело и, когда подопечный «выбирает свободу», борется за него с французскими властями до конца.

Многих в этой версии не устроило то, что все иностранные актеры, играющие русских людей, говорят на русском языке, включая самого Файнса. Говорят, понятное дело, с акцентом, у кого-то сильным, у кого-то не очень. Сам Файнс гордится своим приличным знанием русского, и, как сообщалось со съемок, на площадке с русскими актерами говорил на их родном языке.

По мне в этом нет ничего дурного. Эта та условность, которую легко принять и на время просмотра забыть. В любом случае это ничуть не хуже, чем когда все, и русские, и иностранцы, говорят в фильмах о России на английском языке. Как это происходит в упомянутом выше «Чернобыле».

О таких феерических личностях, как Нуреев, можно снять десятки разных фильмов. Файнс выбрал кусок его ранней биографии, поставив точку в момент его успешного побега. Так сказать, ограничившись «преджизнью». А ведь дальше началась у Нуреева на Западе такая богемская рапсодия, что дух захватывает при одном перечислении его невероятных эскапад, творческих, личных и коммерческих, его взлетов и падений, его дружб и размолвок, его радостей и бед, одна из которых под названием СПИД, и стала причиной его преждевременного ухода.

Лет семь назад я беседовал с легендарной Натальей Макаровой, которая много танцевала с Нуреевым. И когда я упомянул имеющий давнее хождение слух про то, что, однажды поссорившись с ней, наш герой «уронил» ее на репетиции, моя собеседница сказала, что ни отрицать, ни подтверждать это она не собирается. Что можно считать несомненным подтверждением.

Я смотрел фильм Файнса и невольно вспоминал самое экстравагантное надгробие на русском кладбище под Парижем. Прах великого танцовщика накрыт ярким восточным ковром. Ковер, конечно, не настоящий, а каменный, мозаичный. Некоторые посетители дотрагиваются до него, чтобы убедиться, что это не настоящая ткань.

Кино это тот же ковер, создающий иллюзию подлинности. Будем об этом помнить.