Скромное обаяние пессимизма

Число двадцать девять – некруглое, не юбилейное – но выразительное: именно столько лет подряд, каждую зиму, в Нью-Йорке проходит фестиваль еврейского кино.

Фильмы художественные, документальные, мультипликационные, короткометражные, ставшие частью киноистории и совершенно новые… О судьбе народа, избранного Всевышним для великой миссии – нести человечеству моральные заповеди, и с лихвой расплачивающегося за такую честь в течение тысячелетий. Это все – о нас, носителях уникального счастья, которого добрым людям, будем объективны, не пожелаешь – но и от древней данности не отречешься: горькое свое. В афише нынешнего года – тридцать названий. Есть исторические редкости, вроде «Разрушенных барьеров» Чарльза Давенпорта – немого фильма 1919-го года по мотивам рассказа Шолом-Алейхема, легшего потом в основу «Тевье-молочника». Есть полувековой давности великолепная драма Витторио де Сика «Сад Финци-Континис» по роману Джорджио Бассани – история о том, как рафинированные интеллектуалы дали приют в своей усадьбе местным евреям в период нарождающегося итальянского фашизма.

На открытие выбран (подчеркнутая дань моде – низких жанров нет…) документальный фильм «Олси» (Aulcie) Данни Менкина. Тем, у кого документальный экран вызывает заведомую скуку, скажу сразу: будьте более открытыми, сюжет – в высшей степени захватывающий! В далеком 1976-м году рекрутер израильской баскетбольной команды «Маккаби» увидел на спортплощадке в Гарлеме здоровенного чернокожего парня. Остановился как вкопанный, потом подошел, заговорил. В результате безвестный верзила Олси Перри принял предложение поехать в Израиль – чтобы вывести тамошнюю команду на первое место в европейском чемпионате следующего сезона! До этого единственной связью парня с иудеями было место рождения: в свое время его отец упросил докторов близкого к дому еврейского госпиталя принять жену на роды. Однако израильская сказка не обернулась одними спортивными наградами. Олси, ухитрившийся не стать уличным разбойником, принял на Святой Земле иудаизм, взял имя Элиша Бен-Авраам и стал гражданином Израиля – но потом в его голове оказалось полно чертей-тараканов: потребление наркотиков, их продажа. Последовала выдача героя Америке, суд и заключение, досрочное освобождение – и снова решетка, потому как определенных условий он не выполнил… Но – к оптимистической развязке: в Израиль Олси в итоге вернулся. Работал вначале абы кем – потом все-таки тренером. Перенес серьезную болезнь, выжил благодаря самоотверженной еврейской подруге: успела доставить в госпиталь до приезда «Скорой», спасли. Кто-нибудь из правоверных собратьев наверняка заметит: а все потому, что родился в еврейской больнице и был обрезан по закону Моисееву! Так ведь чистая правда…

Центральной лентой фестиваля стала автобиографическая картина «Березовый луг» (The Birch Tree Meadow, 2003) режиссера Марселин Лоридан Ивенс, которая была еще и актрисой, и продюсером, и литератором. Марселин пережила Холокост. Ей была дарована долгая жизнь: женщины-легенды не стало полтора года назад. Героиня фильма, неведомо как уцелевшая узница одного из самых страшных концлагерей Биркенау (что в невинном трогательном переводе означает «маленький лужок с березами»…) возвращается в свой былой ад. Ходит, разглядывает заброшенные бараки, о чем-то мучительно размышляет. Зачем приехала – надрывать сердце? А сердце знает, зачем… Здесь, на развалинах Биркенау, она встречает молодого немца – у которого, как выясняется, тоже есть кое-какие основания ходить, рассматривать, размышлять: его папа был в Биркенау охранником… В главной роли – Анук Эме. Выразительная точка. Ее партнер- Аугуст Дил.

На закрытие, в качестве аккорда фигурального и буквального, выбран фильм «Крещендо» (Crescendo) израильского режиссера Дрора Захави с несколькими соавторами, общим числом четыре. В титрах фигурирует осторожное слово «идея» – то есть лента снята не «по мотивам», а по некоему замыслу, отсутствует традиционное в таких случаях указание «в основу сценария положена подлинная история». Выходит, выдумка? Но какая беда: художественное кино абсолютно не обязано подсматривать за жизнью и копировать ее.

…Знаменитый немецкий дирижер Эдвард Спор принимает приглашение устроительницы гуманитарного проекта Карлы (Бибиана Беглау) приехать в Израиль, чтобы создать совместный арабо-еврейский молодежный оркестр. Кто террорист, кто оккупант, кто воин, кто бандит – пусть судят политики, а творческая молодежь должна найти некий уникальный общий язык. И вот музыкальные брат и сестра Омар (Мехзи Мескар) и Лайла (Сабрина Амали) в сопровождении папы направляются в Тель-Авив: предстоит прослушивание. На КПП безобидного отца разворачивают – и бедные, никуда далее собственной деревни не выезжавшие дети должны путешествовать сами. В роли Эдварда Спора – совершенно бесподобный австриец Питер Симонишек (блистательный самозванец Тони Эрдман из одноименной картины 2016-го года). Герр Спор – музыкант веселый и свирепый: сыплет шутками, но когда доходит до критериев отбора – хохмочки в сторону: настоящих исполнителей от лажуков отличает с первых тактов. Отбирает он вслепую, лица соискателей закрыты плотным экраном – потому у красивой, но бездарной девахи номер не проходит: сбилась сразу – спасибо, свободна…

Фильм не лишен клише – но исполнен и задиристости. Вот весь в белом араб молча плачет под скрипичную музыку и не слышит разрыва бомб – можно ухмыльнуться… А вот псевдоинтеллигентная Лейла, истинное нутро которой так и прет наружу, орет: “Fucking Jews!” – о, нормально… Отобранные для игры в оркестре ребятишки чинно сидят вместе – и тут дирижер дает им психологический этюд: «Станьте арабы и евреи друг против друга – и скажите каждый, что думает!» И мгновенно начинается: «Террористы!» – это, на всякий случай, кричит юноша-араб. Ему в ответ: «Убийцы!» Далее – более: «Оккупанты! Захватчики! Мразь!» Отчего дирижер так безрассудно смел, зачем так откровенно идет на провокацию? А ему бояться нечего – от его собственной истории остолбенеют самые спокойные… Эдуард Спорк (персонаж, скорее всего, вымышленный) – не просто этнический немец: по сценарию, он – сын врачей того самого Биркенау. Усадив музыкантов своего бунтующего оркестра в кружок, он рассказывает им о своем происхождении, произнося невероятное: «Родителей расстреляли. Они этого заслужили». И тут я ощущаю сильный душевный дискомфорт: сын убийц, приехвший в Израиль учить цивилизованному сосуществованию евреев и арабов – это придумано откровенно плохо. Декларативную заданность усиливает в фильме другой, чуть более примитивный эпизод: когда двое влюбленных, араб Омар и блондинистая еврейка Шира, убегают в лесную чащу от властного дяди девушки, происходит странный несчастный случай – то ли падение в темноте, то ли неосторожные выстрелы представителей службы безопасности. И погибает, разумеется, Омар, а не Шира. От рук израильской военщины, вестимо…

Все хороши, все виновны – но евреи – все-таки и всегда! – немножечко более других. Девица-солдат на контрольно-пропускном пункте, докопавшаяся до милых тихих Лейлы, Омара и их симпатичного мягкосердечного отца – какая же она противная, и нос – разумеется, разумеется! – огромный, очередной привет из советского «Крокодила»… Парень-солист оркестра Рон (Даниэль Донской) – фанфарон, сама надменность… Ну и что с того, что играет лучше Лейлы? По неким особым соображением герр Спорк, якобы независимый, сделает концертмейстером именно ее: а хватит евреям привилегированности… Да, молодежный оркестр, состоящий из музыкантов еврейского и арабского происхождения, существует . В 1999-м году всемирно известный пианист и дирижер Даниэль Баренбойм вместе с литературным критиком-палестинцем Эдвардом Саидом создали этот коллектив, назвав его “Западно-восточный диван”. Эрудиты сразу вспомнят: так же называется сборник стихов Иоганна Вольфганга Гете, который живо интересовался иудейской и мусульманской культурой – при этом не отдавал предпочтения ни одной из религий. Назвать Даниэля Баренбойма прототипом Эдварда Спорка – нечего и думать. Баренбойм, личность весьма спорная – израильтянин, родившийся в Аргентине в семье выходцев из России. Потом приобрел также палестинский паспорт. О его детище выразительно написала британская журналистка Клеменси Бертон-Хилл: “Западно-восточный диван” – это не “оркестр ради мира”, как его часто называют, а “оркестр против невежества”. Благодаря мужеству перед лицом все возрастающей враждебности у себя дома (ни одно из правительств тех стран, которые представляют музыканты “Дивана”, не одобряет их деятельности), они остаются живым воплощением модели сосуществования. Эта модель далека от совершенства. Но вместе с тем ее нельзя считать плодом каких-то утопических, идеалистических идей. «Мы не можем позволить себе такую роскошь, как пессимизм!”, – так в свое время Даниэль Баренбойм прокомментировал на страницах английской Guardian обстановку в Газе. Он говорил о “необходимости взаимного сострадания и сочувствия”. Кто бы возражал, если бы только нарушение договора с иноверцами не было вековой мусульманской добродетелью…

Есть мнение, что фестиваль еврейского кино нынешнего года – дорогая ложка к печальному обеду: в Америке не просто продолжается – набирает омерзительную силу антисемитсткая истерия. Четверо убитых в еврейском продмаге Джерси-Сити, неподалеку от местной синагоги. Пятеро тяжелораненых, включая раввина Коэна – хозяина дома в Монси, где шла молитва на исходе праздника Хануки. Мерзавка, напавшая на нескольких хасидских женщин, но благодушно выпущенная до суда, чтобы продолжать нападать на ту же избранную категорию жертв. Свастика, найденная в элитной нью-йоркской школе, которую окончил наш младший сын… Главные вдохновенные исполнители шабаша – черные. Судя по телевизионной хронике, основные наши защитники – тоже черные, вон как массово митингуют, и преподобный Эл Шарптон во главе: не дозволим, не простим… Исполнительный директор фестиваля Авива Вайнтрауб с надеждой говорит, что фильмы помогут евреям объединиться между собой (ох, невредно бы…) и почувствовать единение с другими (да мы всегда готовы…)

Последний кадр «Крещендо» может показаться предсказуемым, едва ли не сусальным «хеппи эндом». После трагедии концерт в Италии отменен, подавленные молодые музыканты сидят в аэропорту. Самолет задерживается на пятнадцать минут – но этого коротенького промежутка тяжелого, давящего времени хватает на то, чтобы солисту встать – и остальным, как по команде, потянуться к инструментам. «Болеро» Равеля, медитативные синкопы, азбука Морзе живой жизни… Вот и блаженный мир? Извините, не могу знать. Ну, хорошо, давайте продолжать верить…

Фестиваль еврейского кино в Линкольн-центре продлится до 28-го января.