Свет во тьме

Инна Иохвидович

photo by Boris Mychailov

С тех самых пор как младшей школьницей Аня с мамой и бабушкой переехали на жительство в Германию, ее любимым в году временем стали предрождественские дни и само Рождество! Особенно полюбились ей рождественские светильники, стоявшие на подоконниках, яркие лампочки которых будто весело подмигивали девочке.

А рождественские ярмарки и базары, на них было и шумно и торжественно одновременно, в загородках для животных стояли и ослики и барашки, и люди смотрели на них умилённо, будто это были те самые животные, что некогда пришли поклониться Младенцу! Всюду важно стояли пышно убранные ёлки, а во рту  был вкус марципанов и желейного мармелада…

Ещё Аня любила, когда Рождество совпадало с Ханукой, древним иудейским праздником огней, связанных с чудом обновления, победой братьев Маккавеев, победой иудеев, веривших в Бога единого над древними греками с их пантеоном богов и полубогов, хоть она  и любила сказочные мифы Древней Греции. Это был бабушкин праздник, её уже и на свете не было. И теперь сама Аня, в память о ней зажигала ханукальные свечи и ставила их по обычаю на подоконник. Бабушка говорила, что их свет должен быть виден всем!

В этом году и  Рождество, и Праздник огней совпали! Казалось бы,  радоваться Ане, но на душе была тоскливо…

Она ещё с лета прошлого,  пятнадцатого года была, как и многие её сокурсники, (она была студенткой-медичкой), волонтёром, работая  с беженцами, спасавшимися от гражданской войны в Сирии. И, мама, и ещё живая тогда, бабушка, её поддерживали в этом, ведь и сами они прибыли когда-то из Украины, как беженцы.

То, что произошло на привокзальной площади в Кёльне в первую ночь 16 года, повергло Аню в состояние почти шоковое! Она и раньше-то дивилась тому обстоятельству, что среди беженцев большинство составляли не старики, женщины и дети, как это бывало раньше, а преимущественно молодые, здоровые и крепкие мужчины, скорее даже – молодые парни.

А то, что случилось в новогоднюю ночь рядом со знаменитым Кёльнским собором, где хранились мощи трёх волхвов, пришедших поклониться и принесших дары Спасителю, отношение этих мужчин к женщинам, их просто охотничий азарт, перевернуло Анино представление о людях. В ней поселился страх.

Летом, ей пришлось отказаться от походов в бассейн, потому что рядом с двумя открытыми бассейнами неподалёку от дома  построили новое  общежитие, специально для беженцев из Сирии, Афганистана, стран северной и экваториальной Африки.  А в бассейнах они вели себя немногим лучше, чем в новогоднюю ночь.

Именно тогда Аня поняла, что как прежде, уже не будет никогда! Началась новая, осторожная, без прежней беззаботности, жизнь…

Сегодня  начиналось  Рождества – Святой вечер, и сегодня же зажигали первую свечу праздника огней! Ранним утром шла она к небольшой частной клинике, на рождественских каникулах она подрабатывала там, подменяла медсестру, ушедшую в отпуск. Нужно было пройти через большой ёлочный базар. Но что это?! В то морозное, безлюдное утро здесь не было никого, ёлки, в специальных маленьких кадках были опрокинуты, по ним  ещё и походили, и они лежали словно обесчещенные и растерзанные трупы!

Аня, чтоб не заплакать втянула ноздрями хвойный воздух, а ей, смятенной, чудился запах крови, какой должно быть стоял после погрома…

Домой она попала только к вечеру следующего дня. Мама уехала к подруге в Берлин. И Аня  решила зажечь свечи Праздника.

И, произошло, как всегда в Праздник – Чудо!  В душе поселилась особая,  благоговейная тишина, принесшая с собой и торжественность. И даже физическое тепло!

Теперь следовало поставить менору   на подоконник, так велело правило Праздника! Чтоб мир вокруг становился в эту тёмную пору светлее. Покойная бабушка придерживалась этого всегда, помнила Аня.

Но ведь раньше здесь не было такого количества беженцев?!  По улицам их района не ходили группами  молодые мужчины, жадные до женской плоти. Кроме того,  они к тому же  были уроженцами стран, где не только израильтян, но и евреев вообще  ненавидели?! Законы писаные и неписаные для них не существовали. А полицию, да и власть вообще они не страшились, эта власть существовала для местных, но не для них.

Что же было делать Ане, боявшейся  не просто насилия, а пугавшейся даже грубости. Вправду мама говорила: «Ты у меня нежная лилия! Тебя любой окрик, как серну вспугнуть может!»

Аня поддалась собственному благоразумию. Ведь жили они на первом этаже, и привлекать чьего – либо внимания ей не хотелось. Только теперь она поняла, отчего так мало в эти дни было «светящихся» окон, люди, будто в подполье, как некогда первые христиане в катакомбы, ушли, не желая привлекать взоры новоприбывших своими обычаями и традициями.

Но, глядя на мерцающие огоньки,  думая о братьях Маккавеях, жизни положивших за веру в Господа, она постепенно преисполнялась мужества…

Теперь она смотрела на огни, мерцающие и отражающиеся  в тёмном стекле окна.

И преисполненная покоя, что казалось давно покинул её, произнесла своё любимое:  «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его»