Юрий Фридман-Сарид
Когда в русско-еврейском инете поднимается очередная дискуссия на вечную тему антисемитизмa, его природы и источников, – я каждый раз вспоминаю тетю Шуру, нашу соседку по коммунальной квартире…
Детство и начало отрочества я провел в старой питерской коммуналке на Пяти углах – знаменитом перекрестке Загородного проспекта, Разъезжей и улицы Рубинштейна. Классическая питерская коммуналка на пять семей, с маленькой кухней и общим туалетом, где у каждой семьи была своя лампочка и свой выключатель. Отопление было печное: во дворе стояли дровяные клетушки-сарайчики, и зимой моей обязанностью и развлечением были походы по черной лестнице за дровами. Ванной или душа, естественно, не было – по воскресеньям ходили в баню, терпеливо выстаивая там многочасовые очереди. Нам с отцом, вернувшимся с войны без ноги, всегда приходилось ждать, пока освободится пара казенных банных костылей: заходить в моечную со своими запрещалось. Инвалидов было много, а казенных костылей – всего несколько пар. Собственно, очереди были повсюду, и стояние в них являлось обязательной и привычной составляющей бытия…
Центром квартирной жизни, конечно же, была кухня, слишком маленькая для такого количества жильцов. Поскольку, кроме плиты, там размещались еще пять кухонных столиков, – жизненного пространства почти не оставалось, и хозяйки стояли у плиты буквально вплотную, впритирку друг к другу. Разумеется, духота, теснота и скученность время от времени приводили к скандалам. Этому сильно способствовал тот факт, что на пять семей было всего четыре конфорки – при том, что на плите не только готовили, но и кипятили белье в больших цинковых баках. Очередь на конфорки занимали друг за другом; о дне стирки надо было договариваться с соседками заранее. Конфорки не простаивали ни минуты, и одним из воспоминаний моего детства остался деликатный стук в дверь комнаты и возглас «Ваш чяйник кипеля!» соседа Тойвонена, старого атлета-финна, бывшего циркового борца, боровшегося когда-то с самим Поддубным. Тойвонен и его русская жена были бездетны и время от времени приглашали меня в свою комнату поиграть. Как-то раз он предложил родителям учить меня финскому языку, без которого явно тосковал. Родители вежливо поблагодарили, но на всякий случай отказались. Большую часть жизни они прожили при товарище Сталине и хорошо усвоили, что знание иностранного языка, тем более – несанкционированное,– может оказаться путевкой в лагерь в качестве шпиона соответствующей разведки, а то и нескольких. Финский язык я так и не выучил; в 70-е, когда он был крайне востребован фарцовщиками и интердевочками, я не раз об этом жалел.
Но вернемся на кухню. Самой скандальной соседкой, с которой остальные предпочитали не связываться, была тетя Шура – крикливая деревенская баба, попавшая в Ленинград после войны и как-то зацепившаяся в городе. Ее комнатка была единственной, в которой я ни разу не был за все годы жизни в этой квартире. Если дверь в коридор была открыта, можно было видеть, что все свободное пространство занято какими-то сундуками, чемоданами и узлами – и еще один сундук стоял рядом с дверью в коридоре. Помню, что тянуло из этой норы какой-то специфической кисловатой затхлостью – так не пахла ни одна из комнат нашей коммуналки. Стенка напротив двери была увешана иконами – тетя Шура была не на шутку набожной. Посередине иконостаса – суровый Иисус, рядом и чуть пониже – Богоматерь; вокруг были развешаны большие и малые лики святых. Иногда в коридоре было слышно, как она молилась, – почти так же громко, как и скандалила. В праздники (разумеется, православные, а не советские) она принаряжалась и шла в церковь – несмотря на хрущевские гонения, какие-то церкви еще действовали.
Бóльшую часть своего свободного времени тетя Шура толкалась на кухне, бдительно следя за порядком и соблюдением очереди пользования конфорками, – у себя в комнате ей было скучно. Ее также интересовало, кто и что готовит и вообще покупает, почем брали и где достали. Если кто-то из соседей приобретал то, что «простой человек», по ее разумению, позволить себе не мог, – в пространство летели филиппики о буржуйских замашках «некоторых там», которые «много о себе понимают». С ней старались не связываться, хотя скандал все равно мог вспыхнуть в любой момент и по любому поводу. Чаще всего тетя Шура сцеплялась с моей мамой – женщиной нервной и вспыльчивой. Больше всего тетю Шуру раздражало то, что мама готовила на настоящем сливочном – а не на постном – масле, и готовила с избытком: как у всех блокадников, еда у матери превратилась в навязчивую идею. В какой-то момент мать не выдерживала – и начиналась свара, в которой припоминались все предыдущие разборки. Скандал всегда заканчивался одинаково: тетя Шура сворачивала на излюбленную еврейскую тему и и перечисляла все неискупимые вины евреев перед русским народом – от изготовления мацы на крови христианских младенцев до врачей-убийц. (Тот факт, что после смерти Сталина «дело врачей» закрыли и врачей реабилитировали, был для тети Шуры еще одним подтверждением еврейского заговора и всесилия евреев). В завершение речи тетя Шура выражала искреннее сожаление, что Гитлер не смог закончить свою работу. Ни одна из соседок не вмешивалась: по неписаному правилу, разборки всегда проходили по формуле «один на один», точнее, – «одна на одну». Мужчины, по тому же неписаному правилу, в кухонные скандалы женщин также не вмешивались – иначе жизнь в коммуналке стала бы просто невыносимой.
При упоминании Гитлера мать в бешенстве влетала в комнату, хлопнув дверью, какое-то время продолжала кричать, – потом, остыв, возвращалась к плите, плотно сжав губы, не глядя на торжествующую тетю Шуру.
Лет в шесть я уже вполне понимал, о чем идет речь. Во дворе, где в хорошую погоду я проводил все свободное время, «еврей» было словом оскорбительным – впрочем, не из самых обидных. «Евреем» назывался тот, кто «жидился», то есть жадничал – эти два слова были созвучны и казались однокоренными. Помню, я и сам совершенно естественно мог при случае обозвать «евреем» кого-нибудь из ребят – пока это случайно не услышал Тойвонен и не сообщил отцу. Сосед сам был «нацменом», и национальный вопрос был для него чувствительным.
Со мной провели беседу, в результате которой я узнал, что и я сам, и папа с мамой, и старшая сестра, и мои дяди, тети, двоюродные братья и сестры – все мы евреи. Помню, как ошеломило меня это открытие: быть евреем совсем не хотелось. «И дядя Яша – еврей? И тетя Лиза – еврейка? И тетя Лена?» – переспрашивал я в тайной надежде, что кто-то из них окажется неевреем и мне можно будет каким-то образом к этому присоединиться. Вариантов не оставалось: евреями были решительно все…
Я очень хорошо помню этот разговор – тогда пролегла незримая черта между мной и окружающими.
В той или иной форме такое потрясение пережили, думаю, все мои российские соплеменники. Каждый, взрослея, решал эту проблему по-своему: одни пытались скрыть свое еврейство, уйти от него – иногда радикально; другие, напротив, демонстративно подчеркивали его и бравировали им. Некоторые просто строили вокруг себя защитную стену, создав чисто еврейский круг общения, – они, как правило, уходили потом в сионистское движение или в иудаизм.
Полностью освободиться от ощущения инаковости, стать «таким, как все», – я смог, разумеется, только здесь, в Израиле.
…Очередной скандал между тетей Шурой и моей мамой закончился не по традиционному сценарию. Когда тетя Шура, привычно перечислив все многовековые еврейские преступления, собралась уже перейти к финальному аккорду, – мать опередила ее:
– А раз ты так евреев ненавидишь – что же ты тогда евреям-то молишься? – крикнула она уже предвкушавшей победу тете Шуре. Та осеклась и уставилась на мать непонимающим взглядом.
– Так Иисус же твой – еврей! И Дева Мария – тоже еврейка! – разъяснила мать. – Что, не знала?
Ничего больше мать сказать не успела – тетя Шура бросилась на нее с каким-то звериным воем. По счастью, на кухне были еще соседи – тетю Шуру оттащили; мать, от греха подальше, увели в комнату.
– Не веришь мне – спроси у Натальи Андреевны! – успела крикнуть мать, уходя из кухни.
Наталья Андреевна, спокойная, очень интеллигентная и образованная женщина, – как я сейчас понимаю, из дворян, – была единственной из соседок, которую тетя Шура очень уважала и никогда с ней не ссорилась: она терпеливо помогала малограмотной тете Шуре с прочтением казенных бумаг, написанием писем деревенской родне, снятием показаний со счетчика и консультировала при необходимости какого-либо общения с властью.
В момент скандала Наталья Андреевна тоже была на кухне и подтвердила обезумевшей от маминого кощунства тете Шуре, что да – и Дева Мария, и сын ее Иисус были евреями, и что написавший псалтырь царь Давид, из рода которого происходил Иисус, – тоже еврей. Как, впрочем, и почти все персонажи и Ветхого, и Нового Завета, включая Иоанна Крестителя и всех двенадцать апостолов с Марией Магдалиной, – а не один только Иуда-предатель.
Потрясенная тетя Шура закрылась у себя.
Дня три после этого она практически не выходила из своей комнаты, покидая ее только в случае крайней необходимости; молча приготовив на кухне еду, она немедленно возвращалась. Проходя по коридору, я услышал, как она плачет.
Потом кризис закончился и тетя Шура вернулась к своей обычной жизни – с сидением на кухне и заглядыванием в чужие кастрюли. С моей мамой, правда, она больше не сцеплялась.
В очередной раз, когда я был в коридоре и дверь в ее комнатушку оказалась открыта – тетя Шура несла двумя руками горячую кастрюлю с супом, – я бросил взгляд внутрь. Икон на стенке больше не было – на их месте светлели пустые квадраты незакопченных обоев.
Теперь я понимаю, какую, без преувеличения, драму она пережила тогда и какой экзистенциальный выбор ей пришлось сделать. Мир рухнул: Иисус Христос и Богоматерь-заступница, которой тетя Шура привычно молилась с детства, оказались евреями – и с этим ничего нельзя было поделать. Совсем ничего. А молиться евреям было выше ее сил…
В интернет-дискуссиях о природе антисемитизма я никогда не участвую.
Отличная история! Вот цена веры малограмотных людей. Нет чтобы пойти к своему попу и тот всё разъяснил бы ей, она перенесла целую жизненную драму. Дура она, эта тётка Шура.
“Нам с отцом, вернувшимся с войны”… В слове вернувшЕмся требуется Е, не И.
http://en.bab.la/conjugation/russian/%D0%B2%D0%B5%D1%80%D0%BD%D1%83%CC%81%D1%82%D1%8C%D1%81%D1%8F
Постарайтесь вспомнить грамматику русского языка, в частности, спряжение глаголов… Успеха!
а вот тут-то Вы, почтеннейший, и ошибаетесь. С вернувшИмся отцом. Автор прав. Тут такая штука: русский человек всегда уверен в том, что ВСЁ, что он пишет, правильно: ну не может же он – РУССКИЙ! – не знать родного языка! А еврею свойственно сомневаться. И пользоваться инструментами проверки правописания.
ВернувшИЙся отец.
ВернувшЕМУся отцу
с вернувшИМся отцом…
А куда деваться?!
Оттого и пишем довольно грамотно. Моя мать, Бэла Исааковна, всю жизнь преподавала русский язык и литературу в школе. Ирония судьбы.
Моё почтение . Снимаю шляпу … !
Не морочьте голову автору 🙂 Ноги лишился один отец.
Неверно. Только И. К чему совет писать понеграмотнее?
прекрасно !
Вырос в Баку в стране “непуганных евреев”. Как мне повезло!
Наверно у каждого нацмена и не только еврея есть подобная история.У меня тоже есть…сколько раз собирался написать,а опасаюсь,что обвинят меня в русофобии возникшей на почве детской обиды.
Нет, все верно. ВернувшИмся с войны. Если бы было “об” отце, то да, нужно было бы написать “о вернувшЕмся” (предложный падеж). А в творительном падеже – с вернувшИмся. Исправлять нечего.
Все было скромно так, система коридорная
На 38 комнаток всего одна уборная
Все было скромно так, система коридорная
На 38 комнаток всего одна уборная
Мои родители работали в лаборатории Курчатова в Челябинске-40 с 1949, там же родился я. В спецгороде жили только специалисты – уровень образования был космический. Однако… Мама рассказывала что как-то на каком-то полу-деловом, полу-профсоюзном собрании зашла речь о религии и на какую-то реплику мама упомянула что Иисус был евреем. По ее словам со стула вскочила их парторг и начала орать на маму что мол как она смеет и что это оскорбительно и возмутительно и что маму за это надо вообще гнать… Мама была начальником ОТК плутониевых “шариков” и её конечно никуда не выгнали. Но мой антисоветский папа, работавший непосредственно у Игроя Васильевича, всегда хохотал когда вспоминал эту историю (обоих уже нет в живых) и говорил что месяцами после моего рождения (конец марта 1953) когда мама сидела со мной дома, она услышала по цетральному радио что Берию (который был в Сороковке – царь и бог) объявили врагом народа. Мама, зная что в лабораториях радио не было, позвонила этой партийной тетке в лабораторию и по телефону сказала что Берия – враг народа. Папа говорил что это была страшная месть – тетка до конца рабочего дня чуть не поседела от страха – она никак не могла придумать что же ей делать – само произношение этих слов, даже в доносе, приводило ее в состояние предсмертной паники (плюс это все в ее КОЛЛЕКТИВЕ)! В общем мама поставила на уши весь корпус, её практически уже хоронили… Потом пришел какой-то совсем большой начальник, бледный как смерть и заикаясь сказал что это таки так… Два жида (мама и Иисус) – сделали виртуальный “high-five”…
Write a reply…
Толклась, а не толкалась на кухне, наверное 🙂
Толклась, а не толкалась на кухне, наверное.
Да откуда же столько корректоров берётся на авторов!!! Пишите свои истории так, чтобы их читали с удовольствием! И следите за своей грамотностью.
История дивная! Текст прекрасный!
спасибо!
Извините.
Заколебали грамотеи по полной программе. Не нравится не читайте
Ха,реакция на ” ошибки” , как продолжение самого рассказа)) … Чем бы уколоть… Тети Шуры бессмертны в этой стране…((
Убей в себе тётю Шуру!
yes
Согласна
Абсолютно без реакции на рассказ, а работа над ошибками :-).
Да тети Шуры – бессмертны!!!!!!!!!!!!!!
Какая аналогия с современными персонажами! Тетя Шура- квинтэссенция того, что сегодня обозначается термином “вата”. Темное, агрессивное, завистливое существо, сующее нос в чужие дела, которому пропагандистские штампы полностью заменили мыслительный процесс.
В точку.
Тётя Шура этоково не читают!
Хорошо поведанная история зоологической антисемитки Шуры. Был у меня друг, одноклассник, который не был антисемитом, но вот однажды, “выпимши” он меня спросил, а что, мол, скажешь о евреях, врачах вредителях? Было это в году 1980-85, я не очень-то и знал тогда об этом, в 1953 был ребенком, а он наверное слыхал от родителях, и тот же феномен, хоть и было это все поклепом, снятым с евреев после смерти тирана, но в памяти народной остался…
Отлично.
Точно подмечено относительно русско-финской билингвальности шустрой ленинградской молодежи 60-70-х годов. Которую постепенно сменило двуязычие русско-английское.
И дворовая трактовка слова “жид”, как клеймо не желающего делиться игрушками и конфетами.
Один из русских субботников,первым принявший иудаизм,перешедший из православного христианства,
вывезший свою семью и своих последователей в Палестину еще до провозглашения государства Израиль,ставший набожным иудеем,посвятивший свою жизнь и жизнь своих детей развитию земли обетованной и ее хозяевам-евреям,напившись(хотя и практически перестал пить)однажды на каком-то еврейском празднике(наверно на Пурим,так на Пурим надо напиться?),стал кричать:”Бей жидов!”Его стали успокаивать:”Авраам,ведь ты сам еврей!”.Это о русском антисемитизме,бытовом…
с одним одноклассником я жил на одной улице и дворы наши были рядом..однажды зашёл к нему в гости и увидел шахматы..он показал мне как ходят фигуры.на этом моя учёба закончилась..я учился лучше его и за это его мать меня не любила и обзывала жидом..когда выросли он пошёл по наклонной дорожке а я купил книгу по теории шахмат и стал кмс…а сосед спился!..наверно потому что его отец как и большинство русских любил выпить и пил всегда много!яблоко от яблони не далеко падает.во взрослой жизни я не сталкивался с иудо-фобией наверно потому что однажды наказал одного дебила и этот урок пошёл впрок остальным!..к тому же владея шестью профессиями я был хорошим профи и меня за это начальство ценило а рабочие уважали!..а вообще то среди простонародья иудо-фобия была и остаётся на высоком уровне…примитивные и недалёкие всегда завидовали и будут завидовать более умным и развитым!
Моя подруга была лучшей студенткой курса, про нее говорили, что у нее в голове-компьютер. Никто не сомневался в ее будущуй аспирантуре, пока в институт не пришло письмо с доносом, что ее дядя – адвокат защищал диссидента и выиграл процесс. По идее, ничего противозаконного он не сделал – это была его работа. Но диссидент был его лучшим другом, и об этом знали только друзья и близкие. Регине предложили публично осудить дядю(это был 1976г!!!)Она отказалась. Результат: сегодня она – ведущий специалист крупнейшей американской компании, успешная и независимая. Долгие годы мы пытались узнать, кто написал донос. Через много лет соседка по коммуналке, милая ТЕТЯ ШУРА, перед смертью призналась ее маме, единственному человеку, ухаживавшему за ней, что она не могла пережить успехов соседской дочки и решила подпортить ей будущее. Так что, наверное, у каждого есть своя ТЕТЯ ШУРА.
Один из школьных товарищей написал воспоминания, где был такой созвучный теме эпизод. В бригаде строителей были два брата из Западной Украины. Они были прекрасными мастерами, умели всё. У них было две страсти – песни Высоцкого с магнитофона, который они всегда носили с собой, и тема о “ж-дах”. Как-то автор не выдержал и поведал братьям, что Высоцкий еврей. Что с ними творилось! Они в голос рыдали, они не могли работать несколько дней. Потом кризис прошёл, они вернулись к работе, но уже без магнитофона.
Интересный сюжет Правда у меня бабушка Еврейка которая была из Западной Украины и погромы видела своими глазами попав в Баку она забывала то что атесеметизм может существовать в такой форме со своим колоритом южным)),у каждой семьи есть свои расказы поучительные передающиеся из поколения в поколения, я одно помню она мнеговорила и я своим чадам передаю и надеюсь они передадут и это не исчезнет У ТЕБЯ ДВА ПУТИ И КОТОРЫЙ ТЕБЕ БЛИЗОК ПО НРАВУ ТЫ ОТ НЕГО БЕГИ ,это я ранее не осозновал зачем она это мне говорила и что это само означает ,сгодами я сам осознал что это и есть истина которая сполотила всех ИУДЕЕВ в единое на земле обитаванной,суть этих слов настолько проста что ненужно особеных усилий это заметить но каждый услышавший должен придти к этому сам из нажитого им опыта неудач и познаний мировозрения.