Забытая поэтесса

   Лика трепетная и выглядит хорошо. Гордится, что дочь удачно замуж выдала, в солидном европейском городе живет. Двадцать лет подряд по-английски разговаривала, осваивалась. Освоилась и затосковала. Муж у нее Миша – человек непростой, доминировать привык, каким-никаким творчеством занят, Лика при нем.

У него и связи, и деньги, парень крутится. Лика ему во всем послушна, даже когда страну меняли – согласилась легко. И костюмершей при нем, и просто спутницей.

Работать пыталась, да скучно стало, дома сидеть предпочла. А чтоб Мише понятней, чтоб не путался – от перемены мест слагаемые очень даже иначе себя ведут, часто и сумма меняется – Лика по ночам продолжается как поэт (пишет стихи, читает, в сети общается), а днем спит. Единственный способ мести, что Лике доступен оказался. Вроде, что Миша скажет – то она и делает. Но в сонном и непричесанном состоянии. Почти бессознательном.

– Я – поэт, Миша. А ты меня увез, грустно мне тут. Никто меня не знает. И пишется с трудом.

– Лучше, пусть не пишется, чем не живется. Здесь ты в безопасности, я обо всем забочусь. В России кавардак не заканчивается, а тут какие проблемы? Я люблю тебя, Лика. Очень люблю. Хочешь писать – пиши. Не хочешь – не пиши. Там тебя все равно никто не издаст, а книжку сделаешь – стихи украдут, вот и вся песня. Не грусти, мы все правильно решили. И Ленка наша образованна, вместе со мной работает, музыку пишет. Как может, так и пишет. Я ее в кино пристроил, здесь за музыку платят.

За стихи Лике никогда не платили толком. Талантливая, но не пришей кобыле хвост какая-то. Грустная. Романы/любови как начинались, так и заканчивались, пока Миша не объявился – только и радости у нее было, что писать о пролитых слезах. Но писала она хорошо. Просто и ясно. Лику печатали, когда-то женщины цитировали строчки по памяти.

Простые строчки запоминались легко, женская судьба в рифму. А имя автора почему-то не запоминалось никем, народное творчество. Кто автор – не помню.

Иногда за стихи платили. Короче, когда Миша сказал свое «Поехали!» – она согласилась легко. Она на все легко соглашалась, одну позицию не сдавала: «Я поэт – и это звучит гордо!».

И во всех передрягах сохраняла этакую сонливость образа, сочетая легкую невменяемость, почти не бросающуюся в глаза, с умением четко формулировать. И по-английски, и по-русски.

В какой-то момент in her forties – ближе к пятидесяти, иначе говоря, она окончательно поняла, что не надо было никуда уезжать.

Леночка удачно замужем, из Миши большого музыканта не получилось, но крутится успешно, а Лике скучно. И не теряя «не от мира сего» в облике, это что-то типа застывшей беспричинной грусти в сочетании с подчеркнутой непричастностью к происходящему вокруг – она решила помаленьку в Россию внедряться. Step by step обозначиться на литературном фронте заново. В узком кругу посвященных ее помнили, а две-три строфы из когда-то напечатанного застыли в головах сверстниц, и дочерям прочитаны. Трагедия юной поэтессы, по ошибке и недоразумению покинувшей родину. Ее жалели.

Лика всерьез о судьбе задумалась и поняла, что вернуться она должна такой же юной и трепетной, какой ее помнят те, кто не забыл. Милая, светлоглазая, грустная.

Сделала круговую подтяжку, лицо приобрело удивленное выражение, с состраданием напополам. Такой пусть и воспринимают. Не стареет она, поэтический дар творит чудеса. И еще одно чудо ей предстояло сотворить – освоить родной язык заново. Голова к английскому привыкла, сплошные вежливые формулы, а в России за двадцать лет многое переменилось, язык текуч. Ну, тут как у многих – интернет в помощь. Читаешь, настроениями проникаешься, понемногу осваиваешь. Плюс вокруг Миши всегда музыканты из Москвы, их стиль общения не поменялся. «Лажа» до сих пор в ходу и приветствуется.

Нет проблем.

Единственное, что Лике освоить сложно – этику и нормы. Жила бы дома – всю жизнь от этики свободна, «она поэт, существо из поднебесья». Хочет сказать – говорит, секреты чужие открывает как свои, поверх барьеров, короче, как дама истинно возвышенная, и с музами на «ты». Парит над нормами, они ей что? Да что угодно, но не указ. Но любые вопросы – один ответ: «Ах, я была не в себе, ночью что-то сделала… или я что-то сказала? Вчера?!! Наутро не помню».

Опасная Лика, непредсказуемая. Генеральное правило любой «поэтессы в законе» – время от времени повторять: стыдно мне, вела себя, как сука последняя… что-то на меня вчера нашло, ах, как стыдно.

Утро вечера мудренее, неделя пройдет гладко, десять дней – и все сначала, и опять стыдно. И снова: «Вчера?! Не может быть!! Не помню!!» Это правило, которое Лика соблюдает неукоснительно. Второе правило – успешно сочетать сознательное с бессознательным. Сознательно благоустроена, но от сущего – не сомневайтесь! – отрешена, все – случайно, само, так вышло. Мерцание таланта, он есть, но для жизни с лишениями и катастрофами он недостаточно ярок и силен. В результате – еще одно существо из поднебесья. Я парю над суетой, я вольная птица, это все Миша и ради Леночки, я вовремя не поняла, что же они с мной делали, я писала.

Дальше – стихи.

Многие верят.

Быть поэтом тяжело, быть поэтессой «без сознания» проще. И принцесса, и поэтесса, и муж при тебе, и оправданье – не проблема. Нет проблем. Калька с английского у Лики в сознании засела, ну да ладно, вслух эти два слова она ни по-русски, ни по-английски не произносила никогда, банальностям – бой.

Светлана Храмова