Живая Свиридова

Познакомиться с ней – живой – мудрено: она не бывает на тусовках, где бывают все. В темноте кинозала, где она да-бывает, ее не разглядишь – в неброской одежде она старается остаться незамеченной и неузнанной.

А если ее узнают, то все равно трудно вступить в диалог: она убеждена, что все сказала текстами. Меня представили ей десяток лет назад на просмотре фильма Алексея Германа в МОМА, куда я  пришла, прочитав её статью, и поверить в то, что такое бесстрастное лицо может быть у автора страстных статей, было трудно. Я выбрала поверить статьям.

Помню, как работая в газете “Форвертс”, пригласила А.Свиридову в авторы. «Человек-текст» –  она появилась в редакции, наверное, через год после публикации и многие вышли посмотреть на «живую» Свиридову.

Я рассказываю об этом потому, что 24 октября во вторник в 5 часов вечера у всех желающих познакомиться с автором ярких текстов, есть такая возможность: Хантер Колледж проводит встречу с Александрой Свиридовой.

Кинодраматург и режиссер кино и телевидения, кинокритик и культуролог, многолетний сотрудник Фонда «Шоа» Стивена Спилберга, она знакома не только своими текстами, которые вы могли читать в газетах и журналах, слышать по радио. Ко многим «нашим» она приходила  в дом со съемочной группой, снимать исповеди о том, как выжили в годы войны узники гетто и лагерей.

Кто-то может помнить ее по Москве – телепрограмме «Совершенно секретно», которую вел безвременно погибший жуналист Артем Боровик.

И удивить могу тех, кто знает единственный фильм о женщинах-летчицах Второй Мировой «В небе «ночные ведьмы»: в роли единственного наземного техника эскадрильи, снялась когда-то Александра Свиридова.

Просмотр фильма «Варлам Шаламов. Несколько моих жизней» – в программе встречи в Хантер Колледже. Книгу А.Свиридовой о судьбе фильма можно будет купить там же. Может быть, будут и другие ее книги. Их мало кто читал, но такова воля автора: Александра Свиридова издает свою прозу на гранты друзей небольшими тиражами. Их нет в широкой продаже.

Первую книгу прозы «Свиток» с удивительными гравюрами великого художника «второго русского авангарда», как принято называть сегодня то, что в шестидесятые было андеграундом, – Дмитрия Плавинского, издал Музей искусств  Университета Дьюк в Северной Каролине. Расходилась она из рук в руки – А.Свиридова и Д.Плавинский сами выбирали себе читателя. Это сборник повестей и новелл, написанных автором в семидесятые не мог увидеть свет в те годы по разным причинам. А когда вышел в Америке в конце минувшего века, автор предварила собственную прозу инструкцией о том, как эту книгу не надо читать…

«Для  Александры Свиридовой эта книга не для чтения, – написал в предисловии Директор Музея искусств г-н М.Меззатеста. – для того и вынесена на обложку пожирательница текста – моль. Которая сама уже тоже – тлен. Равно, как и всё в этой книге. Эта книга – памятник, надгробная плита на месте безвозвратно канувшего времени и места – Москвы семидесятых годов. Нет  ни одного выжившего человека ни в одной новелле Александры Свиридовой и нет вообще никакого человека в офортах Дмитрия Плавинского. Живы на момент выхода книги только сами Авторы. …Импульс, который вызвал книгу к жизни – это чисто академическая, научная цель показать, как на изломе эпох, при сдвиге тектонических плит  времени художник, в поисках экологической ниши может иногда предпочесть ауру Смерти реальности Жизни….

– Читать это незачем, – говорит  автор, – как незачем пользоваться в утилитарных целях ничем, обнаруженным при археологических раскопках.Так пшеницу, найденную в гробнице фараона не используют для производства хлеба, но и не выбрасывают – сохраняют с чисто познавательной целью. Потому что любопытно это только как исторический факт. Хотя, с академической точки зрения без этого текста, некий условный единый текст  российской словесности 70-тых неполон. Как сама книга неполна вне контекста художественной и социальной реальности 70-тых. Потому это скорее “арт-объект”, чем литература. Предмет творчества крепостных. Свободному человеку в свободной стране читать это нет смысла.

Я не уверен. Творчество узников любых узилищ заслуживает внимания свободного мира как часть общечеловеческой истории сохранения индивидуальности в неволе. То, что эта книга изначально музейный экспонат,- я согласен. Но пока нет Музея истории тоталитаризма, – наш Музей взял на себя её издание.

…Большой талант Александры Свиридовой подарил нам книгу, которая, я думаю, выдержала испытание временем. И хоть тюремная почва, из которой прорасло зерно этой книги, была бесплодной, – зерно это как-то выжило, пустило корни и сейчас распускается полным цветом, как символ несгибаемой силы человеческого духа. И как напоминание о тех временах и людях, которые не должны быть забыты».

О себе автор книги “Свиток” сообщала на обложке:

“Сначала я родилась в Херсоне, что до сих пор представляется мне важной подробностью. Росла, как все: училась и прогуливала, болела-читала, рисовала-лепила, прыгала-бегала, дралась, влюблялась, выходила замуж и разводилась, писала сценарии, снимала и монтировала кино. Но больше всего любила складывать буквы в слова, а слова в предложения. В 1982 году родила сына Льва. Сейчас рождается первая книга. Других значительных событий в жизни замечено не было.”

Я по образованию – инженер-электрик, с живыми писателями в прошлой жизни приходилось общаться не часто. Поэтому вцепилась в “живого” автора, и достаточно долго мы плодотворно сотрудничали. На мой вопрос, над чем она работает, Свиридова рассказала, что пишет новую книгу.

“А где можно ее можно купить?” – задала я вопрос.

“Нигде” –  просто ответил автор.

“Свиток”, изданный Музеем искусств Дюк Университета тиражом в 500 штук разошелся в кругу близких. Вторая книга – драматическое произведение в стихах – “Мои метаморфозы”, вышла тиражом СТО экземпляров. Третью – “Вдох рыбы на горе” «гигантским» тиражом в тысячу штук, автор отпечатал за свои деньги в Москве и… раздарил: друзьям и двум музеям: Литературному и Булата Окуджавы. Ищи теперь ветра в поле.

-О чем ваши «Метаморфозы»?

– О метаморфозах, – развела руками Александра.- Хотя, это единственный текст, который я предварила пояснительной запиской… Это выглядит достаточно забавно…

И она подала мне книгу. «От автора» было на первой странице.

– Действительно, забавно, – как будто все остальное – от кого-то другого…

…Несмотря на то, что с момента написания этого текста минуло четверть века, он способен представлять интерес для читателя в основном благодаря фактологической основе, если Читатель согласен принять в качестве факта Миф об Орфее. …Текст, который выносится на суд читателя, предлагается тем, кто готов разделить идею единой культуры человечества, которой свойственно проявляь себя наиболее полно в определенное время в определенных географических точках. Тем, кто принимает версию единого источника Поэзии, существующего вне земного пространства-времени, из которого черпают с разным успехом поэты всех времен и народов, сводя звуковую волну на уровень материи Земли, страны, языка, чернил и бумаги. Тем, кто способен допустить, что Поэт – функция, а не персона. Служба, которую, сменяя друг друга, непрерывно несут призванные».

– А о чем ваша «Вдох рыбы на горе»?

– Я не доверяю читателю, потому – там тоже все написано – на шмуц-титуле: «В новой повести автор исследует проблему поиска и обретения свободы в несвободном мире»…

-И всё?!

Признаюсь, что на самом деле «Вдох рыбы на горе» – это история провинциальной советской девчонки, которая начиталась американской литературы, уверовала, что в Америке – свобода, а потом – приехала и нашла в Америке все, кроме свободы… Точнее, единственная свобода, которую она там нашла – это Статуя.

Известный журналист, обозреватель «Новой газеты» Алла Боссарт в своем исследовании женской прозы, которой впервые стало заметно много в России, написала:

«…Я надеваю на нос две пары очков, сквозь кривоватое горлышко одной из синих бутылок (собираемых мною специально с этой целью) направляю на обе книжки луч старого китайского фонарика и исследую их молекулярную структуру. И обнаруживаю, что эти книжки сделаны из одного вещества. Они слеплены из личной боли. И тогда я ставлю книжки рядом на полку. Туда, где все они – те, про кого вырезаны
сердешные слова по деревянному окоему старой треснувшей хлебной тарелки, оставшейся мне от прабабки: «Ково люблю – тово дарю». Люся Улицкая, Дина Рубина, Марина Москвина. Ну и Татьяна Толстая, разумеется. Ранние рассказы. Куда денешься.
И конечно, Саша. Страннейшая из моих подруг. Всю жизнь она карабкалась куда-то вверх, где нет уже и кислорода, но есть то, к чему рвалась ее мятежная душа: свобода. Про это Саша Свиридова начала писать в Москве, а закончила в Нью-Йорке. Называется «Вдох рыбы на горе». …

«Рыба должна однажды вынырнуть из воды и сделать глубокий вдох: набрать полный пузырь воздуха, который будет держать ее на плаву всю жизнь, чтобы рыба не утонула. Заглотнуть того, от чего потом и погибнет. Понести как плод внутри себя образчик враждебной стихии. Противовес родной, в которой гарантирована жизнь»…
Ставлю рядом, немножко в сторонке от Петрушевской и Нины Искренко. Потому что эти перешагнули грань. Между мужским и женским. Между поэзией и прозой. Между стихиями. Между здешним и нездешним, познав непознаваемое и заплатив за это, как Нина, жизнью. Глотнув того, от чего и погибла.
Скажу пошлость, поскольку общеизвестно. Мужчина – заложник прогресса, женщина же – страж стабильности. Мужчина добывает, а женщина поддерживает огонь. Мужчина конструирует, женщина в муках рожает – сама от себя, как Саша. Ну и так далее.  …Может быть, такой задумана (восемьсот в восьмисотой степени лет назад) миссия женщины: когда мужчина все разрушит и сожжет все мосты, почту и телеграф, сведет речь к символам и нацарапает лазером на пустой дискете неба «Точка RU”,  женщина сделает глубокий вдох и, перекрестясь, вернет Слову его изначальный смысл и статус?»

Всем, кто захочет познакомиться с сочинениями А.Свиридовой, говорю, что ее книги есть в собрании Публичной библиотеки – в отделе Славянской литературы на Пятой Авеню, есть в Бруклинской библиотеке, есть в Британской билиотеке в Лондоне. Многие повести и рассказы вышли в Америке в журнале «Слово», издаваемом Ларисой Шенкер, и в Германии в журнале «Двадцать первый век» под редакцией Ольги Бешенковской. На интернете можно найти отдельные статьи, вышедшие как на русском, так и на других языках в газетах и журналах Европы. Не печатают её только в России. Хотя, одно сетевое издание – «Дискурс» – в нынешнем году опубликовало ряд ее статей.

С фильмами – та же история: они и есть и нет одновременно.

Первый и, как я думаю, единственный фильм об Освенциме, снятый в СССР по сценарию А.Свиридовой, «История одной куклы» был крошечным – короткометражным и мультипликационным. Что не помешало ему получить награду Международного кинофестиваля в 1986-том в Европе и теплые отклики американской прессы, когда десяток лет спустя он был представлен в Америке в рамках Первого фестиваля Женского кино России.

Полнометражный документальный  фильм о писателе Варламе Шаламове тоже увидеть негде. Она сняла его в 1990 и он был положен на «полку», как называлась тюрьма для кино. Его выпустили в прокат – в эфир – после победы над ГКЧП в 1991 году, но вскоре снова убрали с глаз долой. 10 лет спустя Московский Международный кинофестиваль правозащитного кино «Сталкер» в лице его президента – известного режиссера Марлена Хуциева – достал ленту из архивного небытия. Автора разыскали в Америке и пригласили на юбилей ленты… Судя по откликам прессы, фильм не утратил своей живости годы спустя.

«Ослепнуть от слез можно было бы на фильме “Варлам Шаламов. Несколько моих жизней”, если бы он не был так подчеркнуто несентиментален, – прозвучало в репортаже кореспондента радио «Свобода»  Марины Тимашевой: – Он оставляет зрителю пространство для размышлений. Известно, что Шаламов, в отличие от Солженицына, считал лагерный опыт отрицательным и совершенно опустошительным. С другой стороны, лагерный опыт самого Шаламова – это великие в своей простоте “Колымские рассказы”. И сам же он утверждал, что “русская интеллигенция без тюрьмы не вполне русская интеллигенция”. Или: Шаламов говорит, что выбор между жизнью и стихами он всегда делал в пользу жизни. А между тем, не пиши он тех стихов и той прозы, может, жизнь его оказалась бы легче. Очень важно то, что рассказывает Шаламов об отношениях уголовников и политических. Может, всем кинематографистам и литераторам, воспевающим блатную романтику, послушать историю о том, как освобожденные из заключения блатные на корабле от голода съели всех фраеров: просто резали, варили и ели. И, надо признать, интонация вошедшего в фильм стихотворения “Славянская клятва” очень далека от спокойствия. А содержание, прямо скажем, кровожадно. Сын православного священника написал совершенно языческие стихи, пропитанные жаждой мести. …Все тексты, которые звучат в картине, принадлежат Шаламову. Прочитаны они были народным артистом СССР Петром Щербаковым в очень спокойной, не сентиментальной, не надрывной манере. Поскольку главным в замысле Александры Свиридовой и со-режиссера Андрея Ерастова было не предъявить миру себя любимых, но дать зрителям побыть наедине с Варламом Шаламовым. От момента его рождения до самой смерти. Камера пристально разглядывает фотографии, дома и сиротливые пейзажи, словно следуя за рассказом Шаламова и его скорбным маршрутом. Небо – голубое, ясное с облаками много красивее земли с пожухшей травой и вечной метелью. Очень достойный, деликатный, не слюнявый фильм с 1991-го года почти никто не видел.»

Телефильмы, снятые в рамках программы «Совершенно секретно» в 1992-1993 году есть только в архиве у автора. Так что у вас есть редкая возможность увидеть и услышать из первых рук то, чего и взять-то больше негде.

В предисловии к книге “Вдох рыбы на горе” кинокритик Ирина Шилова написала: “Не стану исследовать степень биографичности повести. Скажу лишь, что все творчество Александры Свиридовой, практически неизвестное читателю, представляет собой непрерывную попытку познания самой себя во всех проявлениях, которые в глазах посторонних выглядели безумными, авантюрными или чрезмерно дерзкими, но всегда оказывались осуществленными намерениями, завершенными делами, выполненными обещаниями. Рукописи рождались. Множились, не отпускали от себя, составляли суть и смысл жизни. И – десятилетия оставались неопубликованными. Одно это порождало ужас: написанное могло поглотить реальную жизнь, сделать ее придатком творческого процесса. Спасение, как всегда, Свиридова нашла сама. Она родила и воспитала сына как свое лучшее и драгоценное произведение.”

Александра Свиридова работает над новой книгой, которая существует только в рукописи. «Бумажное кино» – горькое название, так как автор не верит в то, что будет еще возможность снять кино на пленке.

– А если бы у вас была такая возможность, что бы вы стали снимать?

– Здесь и сейчас – немедленно – историю двух Есениных в одном Бостоне. О приезде Сергея Есенина с Айседорой Дункан, о скандале, который разразился в Бостоне, когда мэр города запретил её антрепризу и Есенин с Дункан были изгнаны за пропаганду революции. И о том, что благодаря этому скандалу, сыну поэта – Александру Сергеевичу, изгнанному «красными» из Советского Союза за инакомыслие, было где жить в городе… Бостоне. Увы – нет на это денег… – печально закончила Александра.

“Не в той стране и не в то время я оказалась дважды. Значит, такова воля небес. Хотя, и свой грех со счетов не снимаю: высокомерие и социальная брезгливость и в России и в Америке не позволили прогнуться перед теми, в чьих руках деньги. А без денег кино – только на бумаге. Кинопроизводство – это индустрия, фабрика, и конечный продукт – результат «коллективного творчества». Кто придумал этот оксюморон, этот жареный лед? «Какая блядь придумала «радость творчества?» – ставил поточнее вопрос в дневнике Сергей Эйзенштейн. Действительно, какая?..”

Это строки из новой книги А. Свиридовой “Бумажное кино”, которая в стадии завершения. О кино и почему оно оказалось бумажным, расскажет живая Александра Свиридова тем, кто придет на встречу с ней 24 октября в Хантер Колледж. Там же можно будет на большом экране увидеть фильм “Варлам Шаламов. Несколько моих жизней” (первоначальное название фильма: “Чтоб они, суки, знали”).

Марина Дайнеко

VARLAM SHALAMOV. SEVERAL OF MY LIVES

(1990; in Russian with English subtitles)

Q&A.

Oct. 24, 5:30-7:30 pm, B126, HW.